Япония в III-VII вв. Этнос, общество, культура и окружающий мир - [39]

На основании вышесказанного в обществе вадзин, базирующемся на кровнородственных отношениях, выделяется последовательность кровнородственных организмов; племя — клан — большая семья— семья.

Какое же место в семье отводилось мужчине, а какое женщине? Брачные обычаи, которые могли бы пролить дополнительный свет на этот вопрос, неясны даже в основном пункте: были ли браки экзогамны? В «Вэй чжи» экзогамность отмечена лишь у племени вэй (кор. е): «на однофамильных не женятся». Зато говорится о существовании полигамии. Полигамия находится в противоречии с внешними матриархальными признаками. Как пережиток, она могла сохраниться очень долго — у правителей и их приближенных; а кроме того, и эта фраза перенесена в «Вэй чжи» из «Хоу Хань шу» и, возможно, неточна. Говорится, что у правителей, знати было тю четыре-пять жен. Очевидно, что не все простолюдины могли иметь даже по две-три жены, а лишь самые богатые.

В разделе о вожэнь сказано: «Когда совместно сидят… мужчины и женщины не различаются» [Кюнер, 1961, с. 246]. Из факта равного положения женщин и мужчин на общественных собраниях, конечно, еще нельзя делать вывода о равенстве полов в обществе. Речь идет здесь об особых случаях — о народных сборищах и о полном равенстве всех их участников, в том числе и женщин. Причем для правоверного посла это — отступление от китайских церемоний и обычаев, которое он и отмечает. В разделе о Когурё в «Вэй чжи» говорится: «Если члены семей сановников собираются вместе, то садиться и вставать не могут вместе с домом вана», но по смыслу здесь имеют в виду сборище не простое, а с соблюдением церемоний [Кюнер, 1961, с. 231–232]. По-видимому, рядовая патриархальная семья у вадзин была моногамной, жила совместной жизнью под началом старшего мужчины-патриарха. Члены такой семьи различались по возрасту и по положению в семье. Женщины еще сохраняли в такой семье почетное место.

Общество вадзин, описанное в «Вэй чжи», отличается явным неравенством. В разделе о вожэнь в «Вэй чжи» сразу же после фразы об уголовных законах идет следующее важное сообщение: «Старшие и младшие имеют различный ранг. Вторые целиком подчиняются первым» [Кюнер, 1961, с. 247]. Социальная мотивировка такого разделения очевидна, а подчиненность предполагает наличие порядка в обществе. Это и хотели выразить авторы, изобразив общество вадзин несколько идеализированным, уважающим церемониал. В классической китайской литературе последнее служит залогом утверждения и охраны общественного порядка. Хотя общество вадзин, на взгляд современного ему китайца, было еще «нецивилизованным», оно даже в этом виде создало «законы и обычаи», выражавшиеся через церемонии. И в этом отношении вадзин ушли дальше, чем другие племена группы «восточных иноземцев» (дунъи), частью которых они являлись.

Социальные связи в среде простонародья (дзёдзин) базировались на происхождении, которое наиболее непосредственно выражалось в отношениях подчиненности «младшего старшему», т. е. члена коллектива главе коллектива, и на отношениях социально- политической подчиненности «низших дворов» (гэко) «большим людям» (дайдзин). Разница между «старшими» и «младшими» по происхождению имеет два аспекта: когда обе группы принадлежат к одному и тому же клану и когда они относятся к разным кланам. В первом случае отношения принимают форму подчинения сородичей главе клана, членов большой, семьи — патриарху; в последнем случае подчинение приобретает характер должностного или общественно-сословного. Социальное неравенство, возникавшее в отношениях между кланами, в принципе подготовляло почву для создания государственности. Подобное неравенство обнаруживалось прежде всего в отношениях между правителем и его родственниками и в отношениях лиц, занимающих определенные должности. Клан, монополизировавший моления, легко повышал свой престиж, а наследственность таких обязанностей закрепляла подчиненность рядовых членов коллектива подобным кланам.

Социальный порядок, основывающийся на политическом господстве, и стабилизация его на базе отношений экономического первенства ярко выражены в господстве «больших людей» владения и поселка. Особенно грозными для простолюдинов выглядели «большие люди» владения. Отношения господства включали в себя понятие социальных отношений между повелителями и подчиненными. «Большие люди» поселков выходили из среды местных сильных кланов. К сожалению, ничего не известно о характере земельной собственности у вадзин. Про пуё, например, говорится: «В поселках есть знать, простолюдины трудятся как рабы», а у когурё «большие семьи государства не платят налогов, сидят и едят; и таких свыше 10 тысяч». В обоих случаях речь идет о тех же «больших людях», но различных категорий: государства и поселков. Когда у вадзин «большие люди» поселков оказались связаны с политической властью, их роль в обществе возросла [Кюнер, 1961, с. 28, 232].

Социальная иерархия нашла отражение в общественно-дифференцированном украшении тела: «Почетные и низкие тоже имеют различия» в татуировке. Итак, социальные отношения уже настолько созрели, что стало возможным навсегда закрепить за человеком его место в обществе [Кюнер, 1961, с. 245].