Япония. Лики времени - [109]

Шрифт
Интервал

С другой стороны, осознание своей особой общественной миссии делает полицию одной из самых закрытых групп в японском обществе. Внутри группы действуют конфуцианские нормы, требующие от нижестоящих полной открытости и подчинения, а от вышестоящих — опеки и контроля. Действия рядовых полицейских строго регламентированы, никакой личной инициативы и творчества не допускается. Проступок одного бросает тень ответственности на весь отдел, в котором он числится, и персонально на его руководителя. Сегодня этот отголосок групповой ответственности постепенно уступает место более современным методам кадровой политики, но окончательно он не изжит. По имеющимся данным, около 30 % всех дисциплинарных взысканий в японской полиции официально объясняются «недостаточностью контроля» со стороны вышестоящих руководителей (Tsuchimoto, 48). Что касается моральной ответственности, то и здесь конфуцианская этика правит бал. Руководители отделов и подразделений с готовностью принимают на себя ответственность за проступки подчинённых. Иногда в самой крайней форме.

Несколько лет назад в японской прокуратуре были вскрыты дисциплинарные нарушения. Выяснилось, что следователи шантажировали подозреваемых и искажали информацию, которой располагало следствие. Эти нарушения имели место за несколько лет до того, как дело получило огласку. Непосредственный руководитель провинившихся сотрудников к тому времени уже вышел в отставку. По утверждениям японских СМИ, сам он не был причастен к нарушениям и не знал о них. В разгар служебного расследования газеты сообщили о его самоубийстве. В посмертной записке бывшего руководителя говорилось, что он не может жить с грузом ответственности за проступки своих подчинённых.

Такие отношения между руководителями и подчинёнными в сочетании с закрытостью полиции служит основной причиной замалчивания нарушений. Учёные и специалисты знают, что во всём мире полицейские в силу своего особого служебного положения склонны к должностным нарушениям, и их перечень в разных странах примерно одинаков. Поэтому им трудно поверить в кристальную чистоту и непорочность японской полиции, каковой она выглядела вплоть до недавнего времени. Разоблачения в конце 1990-х годов подтвердили сомнения скептиков: они показали, что первая реакция руководителей японской полиции была совершенно одинаковой. Все они, так или иначе, поначалу старались замять скандал и сохранить честь мундира. В Японии сделать это нетрудно, поскольку служебными расследованиями занимается сама полиция, она же решает, какую информацию предоставить обществу, а какую закрыть. Это относится не только к полиции — в Японии все служебные расследования имеют внутренний характер, что связано с высоким статусом группы вообще. Инспектор префектурального управления, в обязанности которого входит контроль за действиями местной полиции, непосредственно подчиняется начальнику полицейского управления. То есть о нарушениях полицейских он докладывает их же руководителю, который и так о них знает. По писаному уставу и неписаным корпоративным правилам, провинившийся полицейский обязан в первую очередь признаться во всём своему начальству. В этом случае он может рассчитывать на защиту и покровительство организации, которая постарается не допустить утечки информации и накажет его в служебном порядке. Проступки полицейских получают широкую огласку только в исключительных случаях — либо благодаря неугомонности журналистов, либо в силу тяжести нарушений, как в 1998–1999 годах. Собственно, это были уже не служебные нарушения, а преступления. Помимо всего прочего, они показали, что та невидимая грань, которая всегда отделяла японских полицейских от остального населения, начинает утрачивать свою чёткость, а кое-где и вовсе стирается.

В последнее время в Японии всё чаще совершаются дерзкие преступления, о которых здесь раньше не слышали. Нетолько мировая экономика, но и преступность вступила в эпоху интернационализации. Сегодня японской полиции приходится сталкиваться с задачами, которые раньше ей решать не приходилось. Для повышения мастерства нужен достойный спарринг-партнер — работа японской полиции подтверждает эту старую спортивную истину. Уже много лет полицейские работают, как в старые добрые времена, когда жизнь была скромнее, а люди добрее. Поэтому сегодня они раз за разом оказываются не на высоте, когда требуется не воспитательно-профилактическая работа с населением, а решительные и слаженные действия в борьбе с более серьёзным противником.

В мае 2007 года в префектуре Аити произошло вооружённое столкновение с преступником, захватившим заложников. В результате операции японского спецназа один полицейский был убит и один тяжело ранен. Последующий анализ действий полиции выявил её медлительность и ряд грубых ошибок, приведших к неоправданным потерям в не самой сложной ситуации.

Впрочем, до правового апокалипсиса Японии ещё далеко. Тот факт, что немногочисленные, по меркам других стран, правонарушения полицейских вызвали столь бурную реакцию в японском обществе, свидетельствует о высоких требованиях, предъявляемых к полиции. Судя по всему, общество и сами правоохранительные органы осознают необходимость перемен. Будем надеяться, что это осознание в сочетании с невысоким уровнем преступности, всегда отличавшим страну конфуцианской морали и буддийской этики, даст японской правоохранительной системе время на перестройку. Социологический опрос 2005 года показал, что за пять лет доверие к полиции немного возросло (до 65 %), хотя по-прежнему японцы доверяют ей меньше, чем газетам, журналам и телевидению (Дэнцу сокэн, 2005: 17).


Еще от автора Александр Федорович Прасол
Сёгуны Токугава. Династия в лицах

Пятнадцать сёгунов Токугава правили Японией почти 270 лет. По большей части это были обычные люди, которые могли незаметно прожить свою жизнь и уйти из неё, не оставив следа в истории своей страны. Но судьба распорядилась иначе. Эта книга рассказывает о том, как сёгуны Токугава приходили во власть и как её использовали, что думали о себе и других, как с ней расставались. И, конечно, о главных событиях их правления, ставших историей страны. Текст книги иллюстрирован множеством рисунков, гравюр, схем и содержит ряд интересных фактов, неизвестных не только в нашей стране, но и за пределами Японии.


От Эдо до Токио и обратно. Культура, быт и нравы Японии эпохи Токугава

Период Токугава (1603–1867 гг.) во многом определил стремительный экономический взлет Японии и нынешний ее триумф, своеобразие культуры и представлений ее жителей, так удивлявшее и удивляющее иностранцев.О том интереснейшем времени рассказывает ученый, проживший более двадцати лет в Японии и посвятивший более сорока лет изучению ее истории, культуры и языка; автор нескольких книг, в том числе: “Япония: лики времени” (шорт-лист премии “Просветитель”, 2010 г.)Для широкого круга читателей.


Рекомендуем почитать
Чеченский народ в Российской империи. Адаптационный период

В представленной монографии рассматривается история национальной политики самодержавия в конце XIX столетия. Изучается система государственных учреждений империи, занимающихся управлением окраинами, методы и формы управления, система гражданских и военных властей, задействованных в управлении чеченским народом. Особенности национальной политики самодержавия исследуются на широком общеисторическом фоне с учетом факторов поствоенной идеологии, внешнеполитической коньюктуры и стремления коренного населения Кавказа к национальному самовыражению в условиях этнического многообразия империи и рыночной модернизации страны. Книга предназначена для широкого круга читателей.


Укрощение повседневности: нормы и практики Нового времени

Одну из самых ярких метафор формирования современного западного общества предложил классик социологии Норберт Элиас: он писал об «укрощении» дворянства королевским двором – институцией, сформировавшей сложную систему социальной кодификации, включая определенную манеру поведения. Благодаря дрессуре, которой подвергался европейский человек Нового времени, хорошие манеры впоследствии стали восприниматься как нечто естественное. Метафора Элиаса всплывает всякий раз, когда речь заходит о текстах, в которых фиксируются нормативные модели поведения, будь то учебники хороших манер или книги о домоводстве: все они представляют собой попытку укротить обыденную жизнь, унифицировать и систематизировать часто не связанные друг с другом практики.


Нестандарт. Забытые эксперименты в советской культуре

Академический консенсус гласит, что внедренный в 1930-е годы соцреализм свел на нет те смелые формальные эксперименты, которые отличали советскую авангардную эстетику. Представленный сборник предлагает усложнить, скорректировать или, возможно, даже переписать этот главенствующий нарратив с помощью своего рода археологических изысканий в сферах музыки, кинематографа, театра и литературы. Вместо того чтобы сосредотачиваться на господствующих тенденциях, авторы книги обращаются к работе малоизвестных аутсайдеров, творчество которых умышленно или по воле случая отклонялось от доминантного художественного метода.


Киномысль русского зарубежья (1918–1931)

Культура русского зарубежья начала XX века – особый феномен, порожденный исключительными историческими обстоятельствами и  до сих пор недостаточно изученный. В  частности, одна из частей его наследия – киномысль эмиграции – плохо знакома современному читателю из-за труднодоступности многих эмигрантских периодических изданий 1920-х годов. Сборник, составленный известным историком кино Рашитом Янгировым, призван заполнить лакуну и ввести это культурное явление в контекст актуальной гуманитарной науки. В книгу вошли публикации русских кинокритиков, писателей, актеров, философов, музы кантов и художников 1918-1930 годов с размышлениями о специфике киноискусства, его социальной роли и перспективах, о мировом, советском и эмигрантском кино.


Ренуар

Книга рассказывает о знаменитом французском художнике-импрессионисте Огюсте Ренуаре (1841–1919). Она написана современником живописца, близко знавшим его в течение двух десятилетий. Торговец картинами, коллекционер, тонкий ценитель искусства, Амбруаз Воллар (1865–1939) в своих мемуарах о Ренуаре использовал форму записи непосредственных впечатлений от встреч и разговоров с ним. Перед читателем предстает живой образ художника, с его взглядами на искусство, литературу, политику, поражающими своей глубиной, остроумием, а подчас и парадоксальностью. Книга богато иллюстрирована. Рассчитана на широкий круг читателей.


Валькирии. Женщины в мире викингов

Валькирии… Загадочные существа скандинавской культуры. Мифы викингов о них пытаются возвысить трагедию войны – сделать боль и страдание героическими подвигами. Переплетение реалий земного и загробного мира, древние легенды, сила духа прекрасных воительниц и их личные истории не одно столетие заставляют ученых задуматься о том, кто же такие валькирии и существовали они на самом деле? Опираясь на новейшие исторические, археологические свидетельства и древние захватывающие тексты, автор пытается примирить легенды о чудовищных матерях и ужасающих девах-воительницах с повседневной жизнью этих женщин, показывая их в детские, юные, зрелые годы и на пороге смерти. Джоанна Катрин Фридриксдоттир училась в университетах Рейкьявика и Брайтона, прежде чем получить докторскую степень по средневековой литературе в Оксфордском университете в 2010 году.