Японцы (этнопсихологические очерки) - [41]
В целом групповое поведение японской молодежи носит специфический характер. Оно способствует культивированию у девушек и юношей основных черт японского национального склада, развивает у них национальное самосознание и национальное чувство.
В то же время именно среди молодежи в первую очередь распространяется западная культура (во многом чисто внешняя). Все чаще соседствуют кимоно и джинсы. Это соседство демонстрирует не только столкновение стилей, но и столкновение поколений. Джинсы оказываются практичнее. Кимоно стало теперь в Японии очень дорогим удовольствием. Правда, японские девушки все еще не представляют свой гардероб без кимоно. Но когда за настоящее нарядное кимоно надо заплатить уйму денег (тысячи долларов), девушки задумываются. Кимоно становится у японских женщин исключительно праздничным платьем, в будни лучше одеться по-европейски.
Японская одежда, в частности кимоно, как-то дисциплинирует. В кимоно девушка предпочтет пройти мимо кафе, куда теперь шумной ватагой заходят молодые люди. Иногда, впрочем, в этой ватаге можно встретить и девушек в кимоно, веселящихся за столиками. Теперь все бывает. Но любой японец, увидев девушку в кимоно, пьющую коктейль, обязательно скажет или подумает: «Это не по-японски!» Многое сегодня в Японии делается не по-японски.
Молодежь легче расстается с национальными привычками. В ее среде развивается так называемый западный комплекс (гайдзин компрэксу) – представление о том, что «все западное лучше». В результате встречаешься со всякими неожиданностями. Так, английские слова или даже фразы украшают верхнюю одежду, различные предметы туалета, сумки, причем в ход идет все – рецепты, изречения, заголовки журнальных статей.
Однако японская общественность с неодобрением наблюдает наводнение страны элементами западной культуры, которую часто внедряют молодые люди, прожившие по нескольку лет на Западе.
Японизация возвращенцев
В настоящее время Япония поддерживает отношения со многими странами мира. Тысячи японцев работают в учреждениях японского бизнеса и различных правительственных организациях за рубежом. Срок пребывания японцев вместе с семьями за пределами своей страны колеблется в основном от двух до пяти лет. За рубежом проживает более 23 тыс. японских детей.
Дети японцев обычно посещают местные школы, где обучаются основам наук. Вместе с тем многие дополнительно учатся в японских классах, а некоторые только в японских. Функционирование таких классов и даже школ поддерживается за счет средств японского правительства и фондов промышленных корпораций.
Несмотря на предпринимаемые меры, японские дети за рубежом теряют важные черты национального характера. Подростки, вернувшиеся из-за границы, нередко уже не владеют искусством каллиграфии, плохо читают на родном языке, слабо разбираются в подлинно японских проблемах. В поведении подростков обнаруживаются навыки чужой культуры, подхваченные в детских садах, школах или просто на улице среди сверстников в стране, где они жили. Все это вызывает беспокойство японской общественности, особенно педагогов. Об этом много пишут [275].
М. Уайт, например, в статье «Японские возвращенцы» рассказывает, что мать одного из возвратившихся в страну школьников учитель отчитал и выставил из класса за то, что она попросила, чтобы ее сыну вместо риса с овощами давали на завтрак сандвич; эту женщину настоятельно попросили поторопиться с приобщением ребенка к японским нормам жизни.
Для реадаптации вернувшихся из-за границы детей к японскому образу жизни в ряде мест создаются специальные воспитательные центры. Иногда в них обучают около трех месяцев, иногда больше. Некоторые дети долго еще чувствуют себя иностранцами на родной земле, они с трудом усваивают предметы, преподаваемые японскими учителями. Учителя настойчиво внушают им мысль о том, что нужно забыть иностранный язык. «В ваших головах,- говорят они возвращенцам,- должно быть место только для родного языка. Выкиньте из головы все, что связано с иностранным языком». Однако сделать это не так-то просто.
В ряде городов существуют различные частные пансионы, где за весьма высокую плату вернувшихся из-за границы подростков и юношей обучают японской каллиграфии и стилистике.
Все эти осложнения оставляют глубокий след в психологии возвращенцев. На них, как бы они ни старались, смотрят все же как на маргинальные личности (находящиеся па грани смежных слоев общества, не будучи принятыми ни в один из них). В связи с этим и дети и их родители оказываются в некоторой изоляции. В результате в Японии растет прослойка, получившая не совсем точное наименование «интернационалистов». Адаптация их в стране осуществляется двумя путями.
Первый путь связан со стремлением к идентификации со стопроцентными японцами. Приверженцы этого пути избегают общения с теми, кто, как и они, жил за границей, надеясь таким образом возродить в себе утерянные черты японского национального характера. К этому они приучают и своих детей. По поводу и без повода они облачают детей в национальные костюмы, прививают им манеры японского этикета, национальные навыки поведения за столом и т. д., словом, стараются вытравить все неяпонские привычки.
Книга о том, как всё — от живого существа до государства — приспосабливается к действительности и как эту действительность меняет. Автор показывает это на собственном примере, рассказывая об ощущениях россиянина в Болгарии. Книга получила премию на конкурсе Международного союза писателей имени Святых Кирилла и Мефодия «Славянское слово — 2017». Автор награжден медалью имени патриарха болгарской литературы Ивана Вазова.
1990 год. Из газеты: необходимо «…представить на всенародное обсуждение не отдельные элементы и детали, а весь проект нового общества в целом, своего рода конечную модель преобразований. Должна же быть одна, объединяющая всех идея, осознанная всеми цель, общенациональная программа». – Эти темы обсуждает автор в своем философском трактате «Куда идти Цивилизации».
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Украинский национализм имеет достаточно продолжительную историю, начавшуюся задолго до распада СССР и, тем более, задолго до Евромайдана. Однако именно после националистического переворота в Киеве, когда крайне правые украинские националисты пришли к власти и развязали войну против собственного народа, фашистская сущность этих сил проявилась во всей полноте. Нашим современникам, уже подзабывшим историю украинских пособников гитлеровской Германии, сжигавших Хатынь и заваливших трупами женщин и детей многочисленные «бабьи яры», напомнили о ней добровольческие батальоны украинских фашистов.
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.
В центре эстонского курортного города Пярну на гранитном постаменте установлен бронзовый барельеф с изображением солдата в форме эстонского легиона СС с автоматом, ствол которого направлен на восток. На постаменте надпись: «Всем эстонским воинам, павшим во 2-й Освободительной войне за Родину и свободную Европу в 1940–1945 годах». Это памятник эстонцам, воевавшим во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии.