Япона коммуна, или Как японские военнопленные построили коммунизм в отдельно взятом сибирском лагере - [10]

Шрифт
Интервал

И потому даже больные, немощные пленные из последних сил кострили, кайлили и долбили заледеневшую землю, чтобы достойно похоронить своих умерших на чужбине товарищей.

Вечером Каминский вызвал Юдзи в свой кабинет.

– Почему умирает так много японцев? – спросил он, глядя на Юдзи с такой злостью, словно это он убивал своих несчастных товарищей.

Юдзи это возмутило. Хотя японцы очень сдержанные и никогда не говорят людям неприятные вещи, но злобный взгляд Каминского заставил Юдзи забыть все японские манеры.

– Я думаю, что причина у вас, господин майор, у советского командования.

– Да? – сказал тот с насмешкой. – Например?

– А разве вы не видите, в каких условиях мы живем? Хуже, чем скот! Даже воды не хватает! Мы, японцы, очень чистоплотные люди, но здесь мы не можем держать себя в чистоте, а вы остановили строительство водопровода. А какую пищу вы нам даете? Ужасную и ничтожную! И на какую работу гоните каждый день? Каторжную! Вы-то сами хоть один день поработали в этом аду? Вы видели, какие там условия? Какое оборудование? Там все гнилое, старое, опасное для жизни.

– Ты все сказал?

– Нет, не все, господин майор. Вы спросили, я должен полностью ответить на ваш вопрос. Вы хоть раз видели, как наши люди уходят на работу и как возвращаются? Некоторые успевают дойти вон до того холма перед лагерем, а больше у них уже нет сил, они падают и умирают, хотя до барака остается всего сто шагов!

– Хватит, заткнись!

– Если у больных температура меньше 38 градусов, вы отправляете их на работу. Но больные не могут работать в шахте, они падают и ранят себя, а вы кричите, что они делают это нарочно, чтобы дезертировать из шахты, и сажаете их в карцер. Там и здоровые-то люди не могут выжить…

– Заткнись, я сказал! – Каминский стукнул кулаком по столу и злобно прошелся по кабинету. – Ты, Ёкояма, злостный саботажник и антисоветчик, бля! Я попрошу в штабе другого переводчика, а тебя сгною в шахте! Ну? Что ты молчишь, сука?

– Я заткнулся, господин капитан.

– То-то! Вон отсюда! И вызови мне очередную дюжину ваших очкариков! Я буду их допрашивать.

Почему в СССР всех, кто носит очки, подозревают в антисоветизме?

16

Весной 1946 года на Южной шахте случилась трагедия. Под руководством бригадира Нагасато вторая бригада спустилась в забой и при тусклом свете «головок» – головных ламп – стала расходиться по штрекам на рабочие места. Сержант Сакамото тоже шел на свое место к забою № 17. Настил этого подземного хода всегда жутко скрипел, поскольку был пробурен очень давно, стойки давно сгнили, а потолочные доски были отодраны. Но Сакамото уже свыкся с этим и шел на свое рабочее место спокойно, как всегда.

И как всегда во время пересменки, навстречу ему двигался конь – глухо стуча копытами, он тащил коногонку с несколькими пустыми вагонетками. Русская женщина вела этого коня под уздцы, помогая ему и ободряя своим женским голосом.

И вдруг – грохот! шум! пронзительные голоса!

Сакамото оглянулся.

Это, сорвавшись с изношенного троса, сверху катились по рельсам вагоны, полные угля! По узкому ходу – прямо на коногонку, которую внизу вела та самая русская шахтерка, открыто сказавшая всем, что полюбила Сакамото! И – точно на перекресток штреков, где при столкновении вагоны опрокинутся и обрушат все гнилые опоры, отчего обвалятся потолки и сразу в нескольких штреках шахтеры окажутся отрезанными и обреченными на ужасную смерть.

У Сакамото был только миг на размышления. Или вжаться спиной в стену и пропустить смертоносные вагонетки с углем, или…

Сакамото принял решение. Он вырвал одну стойку и всадил ее под колесо летящей сверху вагонетки. И все вагонетки, сойдя с рельсов, опрокинулись рядом с ним, не долетев всего десяти метров до неминуемой и катастрофической встречи с коногонкой на перекрестке штреков.

Но к сожалению, одна из вагонеток, опрокидываясь, сильно ударила самого Сакамото, он упал и потерял сознание.

Конечно, вскоре прибежали санитары, они подняли Сакамото на поверхность, отнесли в санчасть, но Сакамото умер, так и не придя в сознание.

На его похоронах начальник Южной шахты Перов торжественно выразил японцам свое соболезнование:

– Граждане японские военнопленные! Ваш товарищ Сакамото-сан был настоящий герой! Ценой своей жизни он спас нашу шахту! Прощай, Сакамото-сан! Мы никогда не забудем твой геройский поступок!

Русские шахтерки плакали во время этой речи.

17

Как только уехал майор Новиков, майор Каминский остановил строительство водопровода. Извозчики по-прежнему черпали воду в озере, в полыньях и на санях везли в бочках в лагерь. Пока довезут, в бочках полно льда, а воды мало. Чтобы снабдить лагерь водой, приходится день и ночь ездить туда и обратно.

Одновременно Каминский остановил строительство лагерной бани, больницы и других помещений, нужных людям для выживания.

Почему комиссар Федоренко мирился с этим? Почему он смотрел сквозь пальцы на то, как Каминский злобно гнал на работу больных людей, повышая и без того очень высокую смертность японцев? Почему терпел, когда Каминский безжалостно отправлял в карцер даже больных японских офицеров?

Японцы часто обсуждали это между собой и не могли понять. Ведь Федоренко – комиссар, жандарм партии большевиков, его специально назначили сюда для того, чтобы контролировать поведение офицеров и солдат и приводить его в соответствие с коммунистическими идеалами партии.


Еще от автора Эдуард Владимирович Тополь
Невинная Настя, или 100 первых мужчин

"Если скандальный роман Владимира Набокова "Лолита" вам не по зубам, то теперь у вас есть шанс восполнить пробел в вашем эротическом образовании. И поможет вам в этом новое творение одного из лучших авторов русских бестселлеров Эдуарда Тополя. Книга носит незамысловатое название "Невинная Настя, или Сто первых мужчин". Юная прелестница подробно рассказывает о своей бурной интимной жизни. Конечно, книга может кого-то шокировать своей откровенностью, но нам-то с вами не привыкать. Ведь правда?" "Вот так!", Москва.


Россия в постели

Эдуард Тополь – автор международных бестселлеров «Красная площадь», «Чужое лицо», «Журналист для Брежнева», «Красный газ». Его книги пользуются огромным успехом в США, Англии, Франции, Германии, Японии, Италии, Голландии и других странах.«Россия в постели».Кто сказал, что «в Советском Союзе секса не было»?Напрасно, господа, напрасно!Запретный плод – слаще вдвое…Хотите знать все о знаменитых московских «интердевочках»?Пожалуйста!Хотите выяснить, как забавно связывались «в годы не столь отдаленные» секс и криминал?Прошу вас!Таков Эдуард Тополь.


Русская семерка

Предложение поехать в СССР и с помощью фиктивного брака вывезти из России Алексея поначалу показалось американке Джуди Сандрерс лишь заманчивым и легким приключением. Но на деле оно обернулось большой любовью и жестокой схваткой с КГБ и реалиями советской жизни в Москве, Сибири и даже в Афганистане.


Красный газ

Загадочные убийства в Заполярье и диверсия на нефтепроводе ставят под угрозу подписание «контракта века» о поставках сибирской нефти в Европу. Анна Ковина, первая в российской литературе женщина-следователь, расследуя эти преступления, встречает свою любовь…


Новая Россия в постели

Ну и кто сказал, что в постперестроечной России `секс только начинается`? Простите! Желаете побывать в дорогом борделе начала `новорусской эпохи`? Пожалуйста! Желаете посетить знаменитую Тверскую, не выходя из дома? Вуаля! Желаете прогуляться по стрип-клубам, пообщаться с современными `работающими девушками`, ознакомиться с личным опытом молодой любвеобильной россиянки? Нет проблем! Господа, секс у нас есть! Что называется, `хороший и разный`! Без комментариев...


Любожид

Это – не просто международный бестселлер. Бестселлер скандальный – и эффектный. Не просто современная версия авантюрно-эротического романа в его вполне классической форме. Это – "Любожид". Книга, читать которую отчаянно интересно. Книга — в чем-то мучительно-грустная, в чем-то — увлекательно-забавная и от начала до конца бесконечно искренняя.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.