ЯОн - [5]

— И она тебя бросила, а? — сказал он, когда я уже был близко от него. — Не страшно, всегда будет появляться другая.

И я, вместо ответа, ударил его камнем по голове, и не переставал лупить, даже когда он упал. Я не хочу никакой другой, я хочу Реут, я хочу, чтобы он прекратил смеяться. И каждый раз, когда я опускал ему на голову камень, этот человек только скулил: «Что ты делаешь, что ты делаешь, что ты делаешь, я же твой человек, твой!» — пока не перестал. Потом меня стошнило. И после этого я почувствовал некоторое облегчение, как на марш-броске в армии, когда кто-то сменяет тебя и забирает ручки носилок, и вдруг ты ощущаешь необыкновенную легкость, ты никогда не думал, что такое вообще можно чувствовать. Ты легкий как ребенок! И вся ненависть, и чувство вины, и страх, которые, наверное, станут одолевать меня, все растворяется в необычайной этой легкости.

За домом, неподалеку, была маленькая рощица, и я бросил его там. Камень и футболку, которые были все в крови, закопал во дворе. В течение нескольких недель я всё искал его в газетах, в новостях и в объявлениях о пропавших, но там ничего не было. Реут не отвечала на мои сообщения, и кто-то на работе рассказал мне, что видел ее на улице с высоким блондином, и это меня неприятно укололо, но я знал, что тут ничего не поделаешь, это уже в прошлом. Потом я стал встречаться с Майей. И с начала все было с ней так разумно, так хорошо. И в противоположность тому, как я всегда держусь с девушками, с ней я с первой же минуты был открыт, без всяких защит. По ночам мне иногда снился тот лилипут — как я выбрасываю его труп в роще, и когда я просыпался, в первую секунду мне было страшно, но я сразу же говорил себе, что нечего бояться, ибо он уже не здесь, а потом обнимал Майю и снова засыпал.

Мы с Майей расстались в такси. Она сказала мне, что я тупоумный, что до меня в такой степени ничего не доходит, что иногда она чувствует себя самой несчастной в мире, а я при этом уверен, что она получает удовольствие, ибо в эту минуту мне хорошо. Она сказала, что уже давно у нас возникли проблемы, но я не обращал на это никакого внимания. И потом она заплакала. Я пытался ее обнять, но она отстранилась и сказала, что если она мне не безразлична, то пусть я позволю ей уйти. Я не знал, стоит ли мне идти вслед за ней, настаивать. Что касается адреса, то назвали «Бульвар Фрейда 4». Я попросил водителя, чтобы он отвез меня туда. Когда мы подъехали, там уже стояло другое такси, и в него сели парень с девушкой, приблизительно моего возраста, может быть немного моложе. Их водитель что-то сказал, и они рассмеялись. Я отправился на Еврейского легиона 9. Искал его тело в роще, но там его не было. Единственное, что мне удалось найти, был ржавый прут. Я взял его и пошел к дому.

Дом выглядел точно так же, как тогда, темный, с разбитым стеклом в задней двери. Я всунул руку и осторожно, чтоб не порезаться, поискал ручку двери. Вошел и сразу же нашел выключатель. Там было по-прежнему пусто, только фотографии на стене, уродливая сумка лилипута и темное, липкое пятно на полу. Я осмотрел фото — все были на месте и точно в том же порядке. Покончив с фотографиями, я открыл сумку и начал в ней рыться. Там была банкнота в пятьдесят шекелей, наполовину прокомпостированный проездной, футляр с очками и фотография Майи. На фото волосы у нее были собраны, и выглядела она несколько одиноко. И вдруг я понял, что он сказал мне тогда, перед тем, как умер. Что всегда будет какая-то другая. Я силился представить себе его в ту ночь, когда мы с Реут расстались, как он едет туда, куда до сих пор не ездил, возвращается с этой фотографией и очень беспокоится о том, как я познакомлюсь с Майей. Только вот в тот раз мне удалось все испортить. И теперь я уже не очень уверен, что с кем-нибудь познакомлюсь. Потому что мой человек умер. Я сам его убил.

Доброе дело — один раз в день

И этот старый негр в Сан Диего, обмочивший нам всю обивку, когда мы везли его в больницу, и толстая бомжиха в Орегоне, которой Авихай оставил свою уродливую фуфайку, ту, со знаком частей связи, полученную им при окончании курса связистов, и еще в Вегасе был один парень с опухшими от сильного плача глазами, говоривший, что все потерял, и что ему нужен билет на автобус, и Авихай сначала не хотел давать ему и говорил, что он врет, а в Атланте был еще кот с конъюнктивитом, и мы остановились купить молока. Много случаев было, я даже все и не упомню, по большей части ничего особо выдающегося, так, вроде остановиться на тремп или оставить хорошие чаевые старой официантке. По одному доброму делу в день. Авихай говорил, что это полезно для нашей кармы, а тот, кто подобно нам путешествует от побережья к побережью, нуждается в хорошей карме. Не то чтобы Штаты — какие-то опасные южноамериканские джунгли, или поселок прокаженных в Центральной Индии, но тем не менее.

В Филадельфию мы приехали перед самым концом поездки. Из Филадельфии мы должны были отправиться в Нью-Джерси. У Авихая был там приятель, обещавший помочь нам продать автомобиль. Оттуда я собирался уехать в Нью-Йорк и возвратиться домой. Авихай планировал остаться еще на несколько месяцев в Нью-Йорке и найти работу. Поездка была потрясающей. Лучше, чем ожидали. Лыжи в Рино, аллигаторы во Флориде, чего только не было. И все за четыре штуки баксов на каждого. И ведь сказать по правде, хоть иногда мы и жмотились, но на действительно важных вещах ни разу не экономили. В Филадельфии Авихай затащил меня в один скучный музей природы, о котором его приятель из Нью-Джерси говорил, что там классно. Оттуда мы поехали пообедать в одно китайское местечко, щедро предлагавшее заплатить всего шесть долларов, девяносто девять центов и «Ешь-сколько-влезет» плюс запахи бесплатно.