Янычары. «Великолепный век» продолжается! - [8]

Но любые сопровождающие ничто против штормов и бурь.

Господин де Ривери заметил, как к нему спешит слуга. Сердце дрогнуло, у слуги был весьма довольный вид. Это могло означать только одно: в порт Сен-Пьера пришло, наконец, судно, которого так долго ждали, прибыла его дочь Эме.

Плантатор поспешил навстречу, старательно усмиряя шаг. Никто не должен видеть его не только бегущим, но и просто спешащим, это немедленно вызовет дурные слухи и даже посеет панику. Ривери заставил себя остановиться и строгим взглядом окинуть ближайший ряд рабов, собиравших кофе. Это растение завезли на Мартинику не так давно, оно прекрасно прижилось, давало отменный урожай на склонах Мон-Пеле и неплохо кормило владельца плантации.

Сами склоны хотя и выглядели странно, не зря Мон-Пеле означает Лысая гора, но почву имели самую плодородную, какую господину де Ривери довелось видеть в жизни. Все понимали, что Мон-Пеле просто вулкан и его склоны покрыты вулканическим пеплом, следовательно, в любой день может произойти катастрофа, даже сам Ривери каждый год давал слово, что соберет урожай и переедет куда-нибудь подальше от этой выдыхающей серу горы.

Но за одним урожаем следовал другой, и так тянулось из года в год.

– Господин, – склонился перед хозяином чернокожий слуга, – мадама просит вас поспешить на ужин.

– Пришло какое-то сообщение?

Как же глупы эти слуги независимо от цвета их кожи! Никак не может запомнить, что не «мадама», а «мадам». И никогда толком не скажет все, что нужно, сразу, вечно из него клещами приходится вытаскивать.

– Сообщение? Нет, сообщения нет. Только сообщение, что надо торопиться на ужин, ягненок уже готов, и гости скоро прибудут.

– Какие гости?

Ривери старался не злиться, но это плохо получалось. Его экономке Марианне, приславшей на плантацию это наказание, следовало бы черкнуть два слова, но следовало признать, что женщина считала письмо почти дьявольским занятием. Вот расходные книги – другое дело, в них цифры и толковые записи, а все остальное от нечистого.

– Соседи, – неопределенно махнул рукой слуга.

Хозяин уже шагал в сторону дома, крикнув управляющему, чтобы присмотрел за рабами. Ривери был зол на всех и всё: на бестолкового слугу, на рабов, не желавших трудиться, управляющего, который не смог заставить их это делать, бестолковую экономку, на жару, на гору, запах серы от которой не давал дышать, на себя за то, что не уехал в прошлом году подальше от этого огнедышащего монстра, даже на дочь, которая все не прибывала. И на соседей, так некстати заявившихся в гости.

– Там эти… Важи… ри… – добавил, семеня следом за хозяином, слуга.

– Пажери?

– Ага, они.

Только родственников и не хватало! Старшая дочь Жозефа-Гаспара Таше де ля Пажери Роз-Мари-Жозефа дружна с Эме, значит, будет расспрашивать, ахать и охать, изображая жеманное беспокойство. Сам Жозеф был женат на сводной сестре Ривери, с которой плантатору и знаться бы не хотелось: эта сестрица получила лучшие земли из отцовского наследства, но ураган 1766 года основательно потрепал их плантации, с тех пор Пажери относятся к разряду обедневших.

«Знаться с теми, кому не везет, значит притягивать неудачу и на себя», – вспомнил слова своей матери Ривери. Но как не знаться, если они родственники и соседи?

Пажери сначала жили в Труа-Иле в заливе, но, когда остались почти нищими после урагана, решили купить и себе участок на склонах Мон-Пеле. Восстановились не полностью, но изображали аристократов. Не в силах перенести такой удар судьбы, мадам Пажери умерла, Жозеф-Гаспар женился на другой. Новая мадам Пажери была еще хуже прежней, большей жеманницы Ривери не встречал, а потому любви к семейству родственников не прибавилось.

Особенно Ривери не любил Роз-Мари-Жозефу, самоуверенную девчонку с испорченными от потребления большого количества тростникового сахара зубами, считая, что та плохо влияет на Эме. Если Эме вернется на Мартинику совсем, нужно искать способ отвезти ее во Францию лично, не полагаясь на помощь родственников.

Может, и правда пора продавать плантацию и отправляться на родину? Или продать хотя бы половину этим Пажери, оставив другую сыну, и заняться замужеством Эме всерьез? Пожалуй, так и нужно сделать. Пусть сын, который все равно спустит все доставшееся ему, сам отвечает за себя и свою разрастающуюся, как ржа на металле, семью.

Сын женился вопреки воле отца, живет в стороне, пьет и колотит супругу. Они плодят детей, как рабы, дети мрут, но тут же рождаются новые. Ривери даже поморщился от одного воспоминания. Да, нужно заняться судьбой Эме, дав за ней хорошее приданое. Девушка очень красива и умна, и жених тоже есть – виконт Александр де Богарне. Ловелас, конечно, и довольно легкомысленный, но из него может получиться нечто толковое, особенно если помочь.

Впрочем, Ривери еще не решил, выдавать ли Эме замуж за молодого Богарне (кстати, за него прочили младшую из дочерей Пажери, дочь его второй супруги, но девочка умерла), но везти дочь в Париж, чтобы организовать ей достойную жизнь, – обязательно.

С такими мыслями он и поднялся на крыльцо дома. Судя по коляске, которая стояла на подъездной дорожке, Пажери пожаловали в полном составе.