Янычары. Меч ислама - [38]

– Мне давно хотелось узнать от сведущего человека, что такое банк? – заметил Орхан, явно пресыщенный историческими экскурсами.

– Поистине, это одно из чудес нашего времени! На Басрийских бедестанах издавна торговали особенным образом: владелец товара сдавал его меняле под расписку, покупал все, что ему надо, и в уплату выписывал чеки на этого менялу, совершенно не прибегая к звонкой монете, как о том свидетельствует Насир-и-Хосров в «Сафар-намэ» . А теперь купец может поступить так же, отправляясь в далекий путь! Например, пускаясь из Мисра в Геную, он может не брать дирхемов с собой в поясе или кожаных кошелях, но отнести их в контору банка и получить там бумагу за подписью шейха банка; и по этой бумаге в Генуе ему отсчитают все его серебро! Купцу не страшна даже встреча на пути с разбойниками, ибо они не станут отнимать бумажку, в которой ничего не смыслят и по которой ничего не получат. Серебро же тем временем, вместо того чтобы качаться в мешках на спинах верблюдов, может быть, например, выдано султану для расчета с войском...

– О! – прищелкнул языком Орхан. – Какие великие дела творятся на свете! Но именем ли Аллаха они творятся? Ведь «...Бог позволил прибыль в торговле, а лихву запретил... Верующие, бойтесь Бога и оставьте то, что достается вам лихвой, если вы верующие. Если не сделаете того, то знайте, что у Бога и посланника его война с вами. Но если вы покаетесь, то в ваших руках останется капитал» ...

Тимурташ

С душою твердой, чуждый обольщенья,

Взирай, мудрец, на взлеты и паденья.

Фирдоуси

...Звучное эхо под античными портиками отразило торопливое шлепанье босых ног. Хайр уд-Дин недоуменно посмотрел на султана: он никого не ждал! Вбежал тот же юноша, что внес карту, повергся ниц.

Хайр уд-Дин почтительно попросил у султана позволения заняться инцидентом, ибо это был его раб. Тот позволил.

– Говори! – процедил Хайр уд-Дин. – Но помни: если ты без достаточной причины осмелился прервать беседу султана и его везира, то о том, как ты будешь наказан, узнает и долго будет говорить вся вселенная!

– Тимурташ... наместник... вы велели сказать в любое время... – бормотал юноша.

– Тимурташ? Что сделал наместник ильханов?

– Вот хатт-и шариф ... его принес капыджи-баши ... срочно...

Хайр уд-Дин взял бумагу, передал ее султану и отпустил раба.

Султан вникал в текст и лицо его вытягивалось:

– Тимурташ провозгласил себя махди... Христианам и яхуди предписывает носить отличительные головные уборы, каждому по его вере... Строжайше запрещает употребление вина... Ничего не понимаю! – султан уронил указ на пол. – Он что, сошел с ума?

Услыхав это, Хайр уд-Дин омыл руки и лицо в бассейне, опустился на ковер, сдвинув с него вазу фруктов, и вознес благодарственную молитву. Осман, ничего пока не понимая, присоединился к нему. Когда Хайр уд-Дин поднялся после молитвы, в его глазах поблескивали слезы:

– Да снизойдет блистательный и могучий к моим словам! Тимурташ собственными руками затянул на своей шее веревку, которую намылили и подали ему мы, Ахи Анталу!

– Смысл слов твоих туманен, но слышать их почему-то отрадно, – хмыкнул султан. – Рассказывай!

– Четверть века прошло, как наш отец Осман, – да наслаждается он гуриями рая, – избавил нас от унижений перед сельджукскими султанами , но ильханам, – то ли хулагуиду Абу-Сеиду, то ли эмиру Чобану, который правит от его имени, – мы платим дань по сей день. Тимурташ – глаза и уши Чобана здесь, и пока они здесь, у нас нет реальной власти в Руме. Осман завещал нам добиться, чтобы ильханы не имели более доли в управлении султанатом Османлы! Но как это сделать?

Победы нужно одерживать, не тратя на это своих сил! Поистине, лучший путь для этого – использовать и пороки, и добродетели врага. Каковы пороки Тимурташа? Он самовлюблен, падок на лесть и никогда не замечает ее чрезмерности, считая себя пупом земли. Он жаден и строго следит за тем, как тратятся и поступают в казну деньги, но глуп и легковерен в делах, которые хотя бы на одну пядь отстоят от повседневных. Прорехи в его уме замазаны толстым слоем самодовольства. А каковы его добродетели? Поистине, он не искренний мусульманин, готовый сложить голову во славу учения пророка, но он из тех, кто считает добродетель полезной для души, как здоровье для тела: ее нужно придерживаться не во имя Аллаха, а для личного удовлетворения, ею доставляемого.

Когда все это было определено, Ахи Анталу – и я как шейх участвовал в том совете – решили, что через наших людей при его дворе надо неустанно восхвалять его до тех пор, пока он не поверит, что своим величием превосходит всех земнородных. Как только он в этом уверится, он обязательно превысит свои полномочия и сделает тот ложный шаг, за который будет смещен и наказан. Между прочим, то же делается и при дворе Абу-Сеида, где хвалы расточаются как ему, так и эмиру Чобану... Недалекие люди, впервые попав ко двору и видя там лесть, лесть и лесть, часто думают, что это происходит от желания придворных урвать себе лишний кусок. Увы – большинство из них льстят, выполняя спецзадания...

Эта стратегия и проводилась в последние годы при дворе Тимурташа. И что ж? Аллах снизошел к нашим молитвам! Действительность превзошла наши ожидания! Посеянное нами взошло! Мысль – цветок, слово – завязь, деяние – плод. Хатт и-шариф, в котором эта помесь гиены и паука объявляет себя махди, а христиан и яхуди смешивает с земной пылью, – это то, чего мы долго ждали и что тщательно готовили! Это смертный приговор, который Тимурташ подписал сам себе!