Янычар и Мадина - [53]

Мансур отвлекся, жадно глядя на Хайдара, и Айтек, сделав решительный выпад, подтолкнул янычара к краю площадки.

С того мгновения, как здесь появился Ильяс, Мансур не столько нападал, сколько защищался, вернее, защищал юношу. Ильяс был горяч, но ему недоставало стальной уверенности в своем мастерстве и силах, той холодной и твердой как железо ненависти, какую обычно пробуждала жажда боя в душе опытных воинов. К тому же он растерялся, услышав имя женщины, которая, по словам отца, была его матерью и погибла, когда ему не исполнилось и года. И что еще за «отец Хайдара»?! Стало быть, у него, Ильяса, есть брат?! Юноша видел, какими глазами смотрят на него женщина и мальчик: между ними словно протянулась незримая нить, та, что соединяет души, дарует возможность постичь сокровенную сущность и прочитать тайные мысли другого человека.

Айтек понял – или ему показалось, что он понял? – в чем его обвиняет Мадина. В нерешительности, слабохарактерности, нежелании занять то место в ее жизни, какое отныне принадлежит янычару. Пещера, в которой они встречались в дни юности, пустовала шестнадцать лет, и ее ложе тоже было пустым, зато теперь она – раскованная, дерзкая, смелая, с пылающим лицом и: горящими глазами – упрекает его в отсутствии решительности и мужественности!

Пока ни на чьей стороне не было перевеса, но Мадина видела, как близко находятся Мансур и Ильяс к краю обрыва, чувствовала, что Мансур сильно нервничает, переживая за сына. За сына, который на самом деле был сыном Айтека и сейчас сражался против родного отца.

В конце концов, женщина не выдержала и выстрелила в воздух. Эхо полетело над горами вслед за вспугнутыми птицами и исчезло в бесконечной вышине неба. Айтек, за спиной которого стояла Мадина, вздрогнул от неожиданности и на мгновение потерял контроль над собой. Мансур тотчас выбил оружие у него из рук, после чего бросился вперед и наступил ногой на клинок шашки.

– Полагаю, поединок окончен? – С облегчением произнес он. – Я не хочу тебя убивать. Предлагаю расстаться с миром.

Айтеку показалось, будто янычар смотрит на него с нескрываемым торжеством. Его глаза были ярче неба над головой и почти так же ясны. Он был полон радости, ибо не сомневался, что сумел завоевать Мадину. На мгновение Айтек бессильно вытянул вдоль тела опустевшие руки. Потом внезапно подался вперед и… что есть силы толкнул янычара в грудь.

Мансур не удержался и полетел в пропасть, не успев даже вскрикнуть.

Стоявшие на площадке люди услышали только треск слоистого льда, потревоженного падением тела и дробящегося на каменных уступах. Минуту, равную вечности, Мадина стояла неподвижно, слушая тяжелый, частый стук своего сердца. Внезапно она почувствовала, что теряет самообладание, выпускает из рук вечно натянутые вожжи, что по ее бледным щекам струятся слезы, а из груди вырываются рыдания. Она пронзительно закричала и ринулась к краю обрыва, но Хайдар успел схватить ее за руку и удержать на месте.

Ильяс в бешенстве бросился к Айтеку, толкнул на землю и приставил саблю к его горлу. Лицо юноши исказилось от ярости и отчаяния.

– Нет, Ильяс! – В ужасе вскричала Мадина. – Оставь, не надо! Не увивай! Я – твоя мать, и это моя первая, а быть может, последняя просьба!

Юноша отошел; его руки дрожали. Немного погодя он опустился на одно колено и закрыл лицо руками.

Айтек поднялся с земли. Он был бледен и не осмеливался смотреть в глаза Мадины.

– Вы довольны? – Глухо произнесла женщина и обвела присутствующих мужчин безнадежным, тяжелым взглядом. Потом добавила: – Вы должны помочь мне найти тело.

«Падаль нужна только воронам!» – в те страшные секунды Мадина не смогла запомнить, кто именно произнес эти слова.

Все мусульмане равны перед Кораном, и кровь каждого из них ценится одинаково. Но только не в этом случае. Иноземца, пришедшего в чужой край, ворвавшегося в чужой дом и посягнувшего на честь чужой семьи, можно убить как собаку, за это не последует наказания, ибо для всякого грабителя, как гласит старая черкесская пословица, «лучше лежать в земле, чем ходить по земле».

Они удалились – три гордых горца, свершивших праведный суд, не побоявшихся ни порицания людей, ни гнева Аллаха.

С Мадиной остались только ее сыновья.

Глава V

Обрывистый склон возвышался над бурной рекой. То там, то сям на уступах гор виднелись пятна снега и редкие тонкие кустики, чудом выросшие среди камней. На одну из таких площадок и упал Мансур.

Он чудом не соскользнул с узкого уступа, так как успел уцепиться за какие-то ветки. Янычар сильно ударился о скалу и вмиг ослабел. К тому же он чувствовал, что не сумеет удержаться и все равно сорвется вниз.

Прошло несколько томительных минут, каждая из которых показалась Мансуру вечностью. Его лицо было неподвижно. На лбу и висках вздулись вены, дыхание со свистом вырывалось из груди. Теперь он понял, что значит находиться на краю гибели, сполна прочувствовал, что происходит с человеком, когда его охватывают истинное бессилие и сводящая с ума безнадежность.

Когда Мансур вновь рухнул в пустоту, ему почудилось, будто у него оборвалось дыхание. Миг между жизнью и смертью был очень коротким, и все-таки в этом ярком секундном проблеске он успел увидеть всю свою жизнь, даже, как ему показалось, то, что прежде было надежно сокрыто от его разума, памяти и чувств. Он снова ударился о скалу, потом соскользнул по обледенелому склону и упал на тропу.