Янтарная комната - [144]

— Она была в этих ящиках. — Вахтер сжал кружку. — Как найти на бывшего капитана Сильвермана? Мы должны его найти.

— В Америке его нет. — Яблонская полистала свои документы. — Мы в Москве всё пробовали — безрезультатно. Американское посольство вообще ничего толком не говорит, на все запросы Вашингтон отвечает «нет». Письма в УСС абсолютно бессмысленны, и неизвестно, доходят ли они, на них нет никакой реакции, а нас, возможно, внесли в список людей, за которыми нужно вести наблюдение. Этого Сильвермана окружили стеной молчания.

— Это доказывает, что она знает больше, чем другие. — Николай посмотрел на отца. Давайте подадим объявление. В «Нью-Йорк Таймс» — самую большую американскую газету.

— А если он живёт в Калифорнии или на Аляске? Тогда он, может быть, и не читает эту газету. Это дело случая.

— Генерал Случай уже выигрывал некоторые битвы, — сказала Яблонская. — Это дельный совет. Стоит попробовать дать объявление о розыске в «Нью-Йорк Таймс».

— И какой адрес мы укажем? — Вахтер допил свое пиво. — Пушкин? Туда не доходит ни одно письмо. Восточный Берлин? У меня нехорошее предчувствие. Надо указать западно-германский адрес.

— Может быть, Франкфурт? — Николай заметил, что отец кивнул. — Сильверман служил во Франкфурте в качестве офицера УСС. Если он прочитает объявление с франкфуртским адресом, то поймёт, кто его ищет.

Прежде чем отправить объявление в «Нью-Йорк Таймс», они объехали по плану Яблонской все места, где видели Янтарную комнату, а вернее, где видели большие ящики, которые перевозил вермахт, СС и даже воздушные силы.

Они посетили тридцать пять замков и крепостей, подземные штольни и монастыри, рудники и пещеры, ползали по подвалам и скалистым проходам, беседовали с бургомистрами, управляющими, аббатами, священниками и смотрителями замков. Всюду охотно подтверждали, что видели большие ящики, которые увезли в середине апреля. На немецких машинах и в неизвестном направлении.

— Данные соответствуют, — сказала Яблонская, снова сидящая за ворохом документов. Они сняли квартиру во Франкфурте, откуда выезжали в Граслебен и места находок в районе Гёттингена. В противоположность Тюрингии и Саксонии западно-германские органы власти оказались в высшей степени недружелюбными и даже агрессивными, прежде всего, когда Василиса Петровна предъявляла им советскую доверенность.

— Вот оно как! — сказали ей в городском совете. — Приходят русские и начинают вынюхивать! Про украденные художественные ценности! Какая дерзость! А что они сами украли? Половину Австрии! Кёнигсберг назвали Калининградом! Вы нам уже поперек горла стоите!

За полгода они обнаружили сотни следов, но ни одного верного.

— Если суммировать все данные, — сказала Яблонская, — то получается, что Янтарная комната побывала одновременно в сорока различных местах. Где же она была на самом деле?

— Это может знать только Сильверман. — Михаил Вахтер оторвался от лежащих перед ним листов. — Объявление в «Нью-Йорк Таймс» — действительно единственная возможность найти его.

Незадолго до Рождества в самой читаемой ежедневной американской газете появилось объявление:

«Мы просим Фреда Сильвермана, бывшего капитана американской армии в Германии, находившегося в районе Меркерса в 1945 году, сообщить о себе. Хотелось бы снова встретиться. Фред, сообщи о себе и напиши по следующему адресу…

Они не указали имён, а только улицу, номер дом и этаж. Объявление обошлось в немалую сумму, но счёт оплатило советское посольство в Роландзеке.

— Теперь нам остаётся только ждать, — сказал Николай.

Близилось Рождество. С тяжёлым сердцем он думал о том, что в этом году не сможет посидеть с детьми под рождественской ёлкой, украшенной на немецкий манер, и петь немецкие рождественские гимны, а также пропустит советский праздник с дедушкой Морозом. С грустью он думал и о Яне, с которой за эти полгода только два раза поговорил по телефону, ее письма, приходящие во Франкфурт, звучали радостно, но в них чувствовалась скрытая тоска. Снова и снова он озабоченно спрашивал себя: «Зачем всё это? Мы ведь никогда не найдём Янтарную комнату!»

У старого Вахтера было предчувствие, и оно придавало ему новые силы.

— Она ещё существует! — убежденно говорил. — Ее не уничтожили, просто где-то спрятали. А раз она существует, то есть надежда, что мы обнаружим верный след. Надо всегда говорить о ней, не упускать возможности побуждать людей, держать глаза открытыми и наблюдать, да, мои дорогие, людей, а не органы власти. От государственных учреждений нам нечего ждать. Для них мы только неудобные, раздражающие, дерзкие коммунисты, которым запрещено давать любую информацию, любые документы в архивах, любые записи прошлых лет. Мы одни, совсем одни… и надеяться можем только на случай, на намёк от людей, который укажет нам правильный путь. Поэтому нельзя успокаиваться, нужно кричать на всю страну: «Что вы знаете о Янтарной комнате? Что вы видели в 1945 году или сегодня? Скажите нам! Важна любая информация».

Наступило Рождество. Василиса Ивановна и Вахтеры встретили праздник в своей квартире с украшенной ёлочкой, с жареным гусем, красным вином, печеньем, рождественским кексом и пряниками. Для Яблонской это было первое немецкое Рождество. Ее воспитывали настоящей коммунисткой, в доме ее родителей никогда не отмечали Рождество: комсомольцы смеялись над этим христианским праздником и говорили, что рождение Ленина важнее, чем рождение Христа. Что он принёс? Только беспокойство, религиозные войны, безумную инквизицию и неповторимый капитализм. А Ленин создал государство, новую Россию, страну Советов, совершенно новое общество, скалу социализма в заражённом капитализмом мире.