Янтарь в болоте - [71]

– Она сестра Василия Сафронова? – удивилась Алёна.

– А я тебе разве ее девичью фамилию не говорила? – Рыжие брови выгнулись. – Извини, моя промашка, о другом, видимо, заболталась. Что-то случилось?

– Да ко мне Василий Сафронов тоже цеплялся, так, по мелочи, я и забыла. А он вон отчего!

– Ты с ними поаккуратнее, семья очень сильная, а аппетит у Василия Евграфовича и того больше.

– О чем ты? – нахмурилась Алёна.

– Ну, он лелеял мысль выдать Светлану за Дмитрия, только тот ее на пять лет моложе, понимал, что надежда невелика, так что предпочел синицу в руке. Зато вот князя Краснова уцепить сумел, только видишь, как оно вышло. И наследника не появилось, и сам Краснов, хоть жену взял, но к отцу ее благосклоннее не стал, а боярин Сафронов очень на него рассчитывал.

– Зачем? – не поняла алатырница. – Неужели ему денег с конезавода мало?

– Теперь, видать, мало, как количество застав сократили. С болотниками на лошадях не воюют, но ты лучше меня знаешь: и снабжать войско надо, и между заставами без лошадей никак, а Сафронов-то не только горячих верховых разводит. Он из самых ярых противников новых планов Ярослава… Ай, ладно, не думай ты об этом! Просто будь с этой семейкой настороже, они всякое могут выкинуть. Небось он бы попытался кого-то из сыновей на тебе женить, не желая удачу упускать, но у обоих невесты есть сговоренные, и не из простых семей, побоится ссориться.

Праздничного настроения у Алёны после таких разговоров вовсе не стало, и идти ей к этим людям не хотелось, но искать лазейки и отказываться она не собиралась. Тут не только долг звал, но и собственное упрямство вмешалось, и появилось желание показать, что ее так просто не испугать. Желание глупое, ребяческое, но если прибавить к нему твердое намерение Степаниды отправить подопечную на праздник, то и от него польза была: пусть не праздничный, но хоть боевой настрой.

Весь день прошел в тревожном ожидании. Встречаться ни с кем лишний раз не хотелось, да и нежелательно было – мало ли что еще удумает Светлана со своими подружками! Она и так удумает, но лучше бы дать ей меньше возможностей. Так что и завтракала, и обедала алатырница в комнате, причем без особого удовольствия, – без запахов еда, оказывается, вполовину теряла во вкусе и привлекательности. И весь день до вечера не выходила, коротала часы за книгой, рукоделием и разговором.

Последний, впрочем, не клеился, потому что Степанида готова была обсуждать все что угодно, кроме того, что было интересно Алёне. Алатырницу беспокоили планы Вьюжина, угроза замужества, ход расследования, в котором она уже совсем перестала что-либо понимать, но рыжая посмеивалась да обо всем этом помалкивала. Одно твердила: бояться нечего, все идет так, как должно идти, а куда – Алёны это совершенно не касается. Так что остаток дня и вовсе прошел в молчании, пока не пришла пора собираться.

Наряд Алёне пошили очень красивый, яркий, праздничный, но уж больно странный и аккурат такой, о каких она со смущением думала у старой княгини.

Нижняя рубашка на совсем тоненьких, узких лямках, в которой Алёна неожиданно узнала подарок-оскорбление от Светланы. На вопрос о том зачем, Стеша со смехом ответила, что не пропадать же добру, а вещица знатная, да и подходит отлично.

Верхняя рубашка тоже была из тончайшего белоснежного полотна, и даже обе они мало что скрывали. Да еще сидела она низко, присборенная на густо расшитую золотом и мелким жемчугом вершковой ширины ленту. Оголенные плечи зябли, и на груди хотелось подтянуть рубашку повыше, да и широкие рукава-крылья, разрезанные от этой самой ленты, беспокоили – они закрывали руки, только если опустить их вниз, вдоль тела.

Сарафан тоже смущал. Ярко-рыжий с золотом и багрецом, как всполох пламени, непривычного кроя, он тесно обнимал стан, снизу переходя в изящный колокольчик юбки, а сверху накрывал грудь двумя лепестками, которые тянулись к самой шее расшитыми лентами и завязывались сзади бантом. Узкие лямочки нижней рубашки спереди прятались под ними, а сзади, пришитые крест-накрест, были почти незаметны. Спина при этом оставалась открытой, и края завязанных лент щекотали лопатки.

Убирая подопечной волосы, Степанида вплела в них одну красную с золотом ленту, а вторую, почти такую же, аккуратно повязала поверх, ею предстояло перевить венок. Закрепила на плечах тонкую кружевную шаль, чтобы покрыть ею волосы после, пустив венок в воду, – не положено же простоволосой под чистым небом, пусть и праздник.

Разглядывая в большом зеркале собственное отражение, Алёна рассеянно думала, что в обычной исподней рубашке чувствовала бы себя куда более одетой, меньше стеснялась бы и уж точно не радовалась так прикрывшему плечи платку. Однако при том признавала, что выглядит сейчас красиво и очень соблазнительно. Хотя все девушки будут одеты похоже, и многие из них куда краше алатырницы, но она все же позволила себе размечтаться, что первый княжеский воевода заметит ее и выделит среди прочих. Ради восхищения в его взгляде она готова была переступить через смущение и скинуть где-нибудь платок, как советовала Степанида. А если он еще и обнимет, то и вовсе наплевать на стыд…