Янтарь в болоте - [48]

– И что, даже сарафан глянуть не хочешь, к этому приготовленный? – лукаво стрельнула глазами Степанида.

– А у меня есть сарафан специально для этого? – удивилась алатырница. Науку старой княгини о разных платьях она помнила, но совсем не подумала озаботиться праздничным нарядом. Хорошо Стеша была предусмотрительней. – А как вышло, что я его еще не видела?

– Его только сегодня закончили и прислали, это ж тебе не рубаху мужицкую кроить, работа тонкая, шитья много. Красота получилась невероятная! Но я его тебе сейчас не дам, все одно от Вьюжина скоро придут! – Степанида, дразнясь, показала язык.

Только Алёна на дурачество это не повелась, лишь кивнула коротко и спросила серьезно, задумчиво глядя на рыжую:

– Стеша, а сколько тебе лет? И кто ты вообще такая?

Та лишь загадочно улыбнулась, а когда молчание затянулось, от ответа ее спасла вернувшаяся Ульяна, стало не до откровенного разговора. Боярышня все вспоминала стычку с мрунами и переживала, алатырницы на два голоса заверяли ее, что Разбойный приказ во всем разберется и поймает того, кто такое во дворце вытворять взялся. За этим бесконечным разговором они успели выпить душистого взвара с крепким запахом мяты. А потом и вовсе, как предрекала Степанида, явился посланец от Вьюжина и с поклоном попросил пройти за ним.

Алёна не сомневалась, что Алексей Петрович зовет их для того, чтобы выслушать рассказ о происшествии. На тропе еще оставались Владислав и наследник, которые все видели и рассказали то, что смогли, но вряд ли Вьюжин этим удовлетворился. Тут гораздо разумнее со всеми потолковать, мало ли кто что успел заметить, и вряд ли глава Разбойного приказа этого не понимал. Еще она могла ждать от Алексея Петровича выговора, если, по его мнению, повела себя в момент нападения как-то неправильно.

Не угадала ни с первым, ни со вторым, потому что привели их в большую светлую горницу, где собралось неожиданно много народу: и все, кто был в лесу, включая воеводу, и сам Вьюжин, и двое незнакомцев, и совсем уж нежданно – тетка Лизавета с сыном. Она сидела посреди скамьи у стены, угрюмо набычившись, Афанасий рядом выглядел бледным, напуганным и жалким. Тетка хлестнула молодую княгиню злым взглядом и надменно отвернулась.

Княжич восседал в отдельно возвышавшемся резном кресле, как на престоле, с видом немного величественным и довольным. Вьюжин стоял у окна, сцепив за спиной руки.

Если учесть таланты двоюродного брата, то сложить один и один легко, а вот поверить в правильность предположения трудно, даже несмотря на то, что именно душегуба на Алёну и ловили. Афанасий не выглядел способным на такое и уж тем более вряд ли смог бы убить князя Краснова. Да и Лизавета тоже, хоть и злая баба, но неужели именно она все это устроила?

– А вот и наши красавицы! – Вьюжин широко, но одними губами улыбнулся вошедшим, отчего у Алёны засосало под ложечкой. Алатырница понимала, что боярин ей сейчас не враг, но с такой гримасой на лице, похожей на маску, он был пострашнее мрунов. – Садитесь-садитесь, не стойте, голубушки, и без того натерпелись. Не следовало бы вас беспокоить, но хочется разобраться в присутствии всех причастных. У нас здесь не судилище, но первый наследник светлый княжич Дмитрий Ярославович сумеет рассудить не хуже батюшки. – Боярин поклонился «престолу», а княжич довольно приосанился и кивнул. – Встаньте, Афанасий Андреевич.

Тот замешкался, потерянно поглядел на мать.

– По какому такому праву… – важно поднявшись, начала та, но Вьюжин оборвал:

– А вы сядьте, Лизавета Никитична. Вы еще получите слово, когда за себя ответ держать станете.

Алёна была уверена, что увещевание это, сказанное негромко и ровно, на крикливую тетку не подействует. Однако пугал Вьюжин, кажется, не только непривычную к нему Алёну, на других его взгляд влиял не хуже. Лизавета неожиданно умолкла, побледнела, вся как-то сжалась, словно стала меньше ростом, и тихонько осела на лавку.

– Афанасий Андреевич, – повторил боярин.

Молодой алатырник медленно поднялся. Губы его дрожали, будто он едва сдерживал слезы, но руки сжались в кулаки, плечи приподнялись и ссутулились – Афанасий словно готовился броситься в драку или принять удар.

– Вот, ваша светлость, полюбуйтесь, – размеренно заговорил Вьюжин, обращаясь к княжичу. – Именно так нынче выглядят изменники и предатели. Сын старого боярского рода, редкого дара алатырник, с образованием, все есть, что сердцу любо. Знай себе науки постигай, с девицами под луной гуляй да молодости радуйся. Но нет же, не люба спокойная жизнь…

Алёна все это время внимательно наблюдала за Алексеем Петровичем и немного – за его жертвой, которая к концу короткой отповеди нервно втянула голову в плечи и уткнулась взглядом в пол, опустив залитое краской лицо. Но в какой-то момент осмотрела остальных и задержалась на княжиче, удивленная случившейся с ним переменой. Только что Дмитрий сидел, распушив перья, что твой петух, улыбался довольно – и вдруг насупился, посмурнел, глядит напряженно, тревожно. Только теперь осознал, что его убить пытались, и поверить в это не может?

Хотя тут Алёна его понимала, она тоже удивилась речи боярина. Увидев здесь Лизавету, она уверилась, что хитрость Вьюжина удалась в полной мере и ровно так, как планировалось, и мысль о покушении на княжича даже в голову не пришла. Но глава Разбойного приказа был так серьезен, так явственно сердит…