Яноама - [72]

Едва саматари ушли, мужчины закричали: «Пей хав! Пойдем в гости к саматари!» Орисиве (ори на языке яноама означает «ядовитая змея»), сводный брат Фузиве, подошел к моему старшему сыну и сказал: «Приготовь свой гамак, скоро мы пойдем танцевать в шапуно саматари». Я громко сказала сыну: «Ответь так: когда мой отец был жив, я не уходил далеко в чужую землю. Теперь у меня нет отца, и я без матери и шага не шагну». Орисиве молча отошел.

Немного спустя ко мне подошел Рашаве и спросил: «А ты не пойдешь с нами на реахо?» Рядом стояли Орисиве, брат Рашаве и несколько воинов. Я ответила: «Я женщина, и лучше мне остаться в шапуно. Раньше я всюду следовала за отцом моих детей. А теперь я одна, и мне надо смотреть за детьми». Хромой старик, его звали Амухуне, сказал: «Мне трудно ходить, я останусь здесь».

И тут я подумала: «Нет, нужно их предупредить». Я сказала Рашаве: «Хочу сказать тебе кое-что. Ты спас меня и моих детей, поэтому я тебе открою тайну. Я слышала, как намоетери говорили с хасубуетери. Они сказали, что сговорились с саматари. Первый раз саматари вас пригласили на реахо, чтобы поесть лепешки — бейжу, второй раз — чтобы съесть бананы. А в третий раз хасубуетери спрячутся возле шапуно саматари и, когда вы войдете, нападут на вас». «Может быть! — воскликнул Рашаве.— Но никто не сумеет убить меня».

«Не знаю,— ответила я.— Что я слышала, то вам и сказала. А уж вы сами решайте, идти вам или нет».

Вперед выступил один из воинов и сказал: «Саматари — мои друзья. Когда я приду, они встретят меня с почетом. Тушауа Риокове и его брат Хайкиаве всегда меня принимают как дорогого гостя. Эта женщина лжет, она все придумала». «Да, я лгу и все выдумала,— с яростью ответила я.— Но когда в живот тебе вонзится стрела, ты подумаешь, если успеешь: «Да, эта лгунья говорила правду». Воин усмехнулся: «Что ты сегодня неспокойная». «Да, неспокойная. Я вас предупредила, а вы говорите, что я все выдумала из страха». Тогда Рашаве сказал: «Я ей верю. Они уже не раз так делали. Вначале притворяются друзьями, а потом внезапно нападают. Но я пойду, чтобы никто не подумал: «Наш тушауа испугался». Приготовьтесь, скоро тронемся в путь». Это было в последний раз, когда я видела Рашаве.

Махекототери еще не ушли. Когда я собралась на реку, ко мне подошла старуха, мать Акаве, и спросила: «За водой идешь? Я пойду с тобой искупаюсь. И потом мне надо тебе кое-что сказать». По дороге она предложила: «Хочешь уйти вместе с нами? Недавно у нас побывали белые. Один из них подарил мне всякую одежду[45]. Ты сможешь с ним договориться и убежать». Я ответила: «Если хромой дядя моих детей согласится пойти, я тоже пойду. Позовите его!» Этот хромой старик был очень добр ко мне, и я не хотела идти без него. Воин махекототери подошел к Орисиве и сказал: «Мы зовем твоего хромого брата и его женщин к себе в гости. Мост через реку крепкий, по нему нетрудно будет пройти. А заодно вы посмеетесь над намоетери. Они нападут на ваше шапуно, а в нем пусто».

Ближе к вечеру я пошла на плантацию. Там никого не было. Я стала в ярости обрывать плоды пупунье и топтать их. Потом

Я попыталась сломать сами пальмы. Старым тупым топором мне удалось срубить семь молодых деревьев. Тут подскочил хромой старик и вырвал у меня из рук топор. «Это плохая примета, рубить пупунье,— сказал он.— Твои сыновья умрут раньше тебя. Оставь эти пальмы, чтобы потом, когда ты умрешь, сыновья собрали плоды и на реахо съели их вместе с пеплом и банановым мингау».

«Думаешь, я здесь умру? Нет, меня похоронят очень далеко отсюда, в моей родной земле». Старик повернулся и молча побрел к шапуно.

ПУТЬ К ОРИНОКО

В тот же вечер мы отправились на Эль-Патанал к махекототери. Три дня мы шли лесом, а на четвертый добрались до берега реки. Там был мост из стволов деревьев, обвязанных лианами. По нему мы перешли на другую сторону реки. Мужчина махекототери сказал: «Теперь уже близко. Мы пойдем первыми, чтобы предупредить тех, кто остался в шапуно». Они пошли вперед, а я с детьми, хромой старик с женами, матерью и сыновьями тихонько шли сзади: ведь хромому старику нелегко было одолевать пригорки и холмы.

Наконец, мы увидели плантацию махекототери. Там было полно бананов. Хромой старик сказал: «Надо покраситься!» Я раскрасила ноги, грудь и лицо. После смерти мужа я первый раз покрасилась. Потом мы вошли в шапуно махекототери. Я его не узнала, потому что индейцы перенесли его поближе к реке. Теперь река протекала совсем рядом, а позади шапуно высилась остроконечная скала. В шапуно было совсем немного мужчин — почти все ушли на охоту.

Пришли четверо пишиаансетери. Среди них был и Махарашаве, брат Рашаве. Старуха сказала моему старшему сыну: «Иди, половишь с ними рыбу». Мальчик пошел на реку. Когда я услышала об этом, то очень забеспокоилась. Я сказала старухе: «Зачем ты послала моего сына с ними? Разве ты не знаешь, что пишиаансетери мне враги?» Старуха ответила: «Не бойся, они не сделают ему ничего плохого». В полдень сын вернулся. Он лег в гамак и заплакал. «Мама, эти люди хотели меня убить»,— всхлипывая, сказал он. «За что?» — «Когда мы ловили рыбу, брат Рашаве ударился о камень. Он рассердился и сказал другому пишиаансетери: «Приведи сюда этого мальчишку, я хочу отрубить ему голову». Я сильно испугался». Рассказывая про это, сын весь дрожал. «Ты не должен был идти с ними,— сказала я.— Разве ты не знаешь, что мы живем среди врагов, а твоего единственного защитника — отца у тебя больше нет». Подошла старуха и спросила: «Что случилось?» Я ответила: «Случилось, что твои добрые пишиаансетери хотели убить моего сына». «Меня спас Кохинаве,— продолжал сын.— Он сказал: «Мальчик не виноват в смерти твоего брата, и его нельзя убивать». Потом он шепнул мне: «Беги поскорее в шапуно и подожди меня в лесу. Я тебя догоню».