Яноама - [4]
Лишь много месяцев спустя, когда я попала к индейцам племени караветари и научилась их языку, я узнала, как все было. Племена кохорошиветари, караветари и инамоветари объединились, чтобы напасть на белых. Но они немного опоздали. Когда они подошли к домику, где жил мой дядя, зола в очаге еще была теплой, но сам дядя вместе со всей семьей уже уплыл. В доме индейцы нашли типити — плетеную из волокон трубку, в которой отжимают маниоку,— и приготовили маниоковые лепешки. Поймав меня, несколько мужчин отправились на поиски отца, чтобы его убить. Они спустились вниз по Рио-Димити до Риу-Негру, но отца так и не нашли. Вернулись они через шесть дней и принесли с собой мед, туши маленьких кабанчиков и другую охотничью добычу.
Примерно через месяц мы отправились в большое селение кохорошиветари. Одиннадцать дней мы шли по лесу. Я еще не могла ходить, и женщины несли меня на спине, как и своих детей. Когда одна уставала, меня брала другая. Иногда они знаками велели мне слезть и идти самой, но я показывала им, что не могу. Я надеялась, что они оставят меня, но они упорно несли меня, пробираясь сквозь кусты.
В пути мужчины охотились на птиц и кабанов. Трогались мы в путь обычно рано утром и шли гуськом: мужчины впереди, женщины с детьми сзади, замыкали колонну снова мужчины. Если начинался дождь, все останавливались, прикрывались ветками и пережидали, пока дождь не утихнет. Но если мужчины почему-либо торопились, то мы шли безостановочно целый день. Когда темнело, все, наломав ветвей, принимались сооружать тапири — маленькие укрытия с крышей, прикрывавшей лишь одну его сторону. Если мяса больше не было, вождь около полудня говорил: «Сначала соорудим тапири, потом мужчины отправятся на охоту». Если же мясо еще оставалось, то на привале сначала готовился ужин, а уж после этого принимались за постройку хижин.
Когда кончались бейжу, ели одно мясо. Убитых животных коптили, не снимая шкуры, потом резали их на куски, и мясо долго кипятили со шкурой в огромном горшке из обожженной глины. Часто на поверхности плавала шкура. Иногда в бульон клали скорлупу орехов бакабе, вынув предварительно ядро. Когда ели мясо, шкуру отрывали. Если случалось убить обезьяну, то, опалив вначале шерсть и выпотрошив ее всю целиком, варили в котле. Старуха говорила мне, чтобы я ела, но я не могла кушать мясо вместе с волосами. Когда была возможность, индейцы ели мясо вместе с обжаренными бананами или с вареной кукурузой.
В пути я все время обламывала ветки в надежде, что сумею убежать и найти дорогу. Но индейцы шли не по тропинке, а напрямик через лес. Шли и шли. Затем несколько юношей взбирались на самые высокие деревья, с которых видны были холмы, среди которых находилось их селение. Один из юношей зубами откусывал ветку и бросал ее вниз — точно в том направлении, где виднелись холмы. Затем он спускался и первым трогался в путь, а все остальные шли за ним следом.
Вскоре кончилось мясо. Есть больше было нечего. Иногда кто-нибудь находил пчелиный мед. В доме дяди было много посуды: индейцы всю ее захватили с собой. Они клали в кувшины целые пчелиные соты. Когда не оставалось и меда, индейцы пили жижу из раздавленных пчел. Вкус у этого «сока» был лимонно-горький, а запах острый, неприятный. Старуха протягивала мне кувшин с этим соком и говорила: «Коари, коари» (пей, пей), но я не могла: меня от него тошнило. Потом мы наткнулись на пальмы инайя. Индейцы срубили пальмы и несколько дней подряд ели пальмиту — их сердцевину. Я пальмиту прежде никогда не пробовала — она тоже была горькой на вкус.
Вождя звали Охириве. Слово «охи»означает «быть голодным», но это я узнала много позже, потому что обычно индейцы не обращаются друг к другу по имени. Охириве заставлял нас взбираться на все холмы, которые встречались на пути, быть может, еще и с той целью, чтобы я не нашла обратной дороги. Через одиннадцать дней мы добрались до места, где воинов ждали их жены, успевшие соорудить тапири. Но до главного селения было еще далеко.
Потом мы сделали привал у игарапе, чтобы помыться. Старуха хотела выбрить мне макушку, а я плакала и не давалась. Старуха показывала мне на бритую голову своей дочки, но я не переставала плакать. В конце концов старуха все-таки насильно выбрила макушку заостренным куском бамбуковой коры. Затем взяла красную краску уруку и разрисовала мне большими полосами спину, грудь, руки и ноги, а по лицу только мазнула «кисточкой». Все остальные женщины и мужчины тоже стали разрисовывать свое тело либо сами, либо с чужой помощью. Мужчины, которые уже успели раскрасить себя раньше, подойдя поближе к хижинам, закричали: «Пей хав, ав, ау, уа». А женщины из хижин отвечали им радостными воплями. Старуха объяснила мне потом, что воины долго не возвращались, и их жены, сестры и матери решили, что белые перебили всех до одного. Когда мы подошли к тапири, из них высыпало множество людей. Старики, старухи, женщины, дети окружили меня. Посмотрю влево — люди, посмотрю вправо — люди. Со страху я расплакалась. Я решила, что меня хотят убить и потом съесть. У многих стариков из ушей торчали зубы котии
Это самое необычное путешествие в мир Антуана де Сент-Экзюпери, которое когда-либо вам выпадало. Оно позволит вам вместе с автором «Маленького принца» пройти все 9 этапов его духовного перерождения – от осознания самого себя до двери в вечность, следуя двумя параллельными путями – «внешним» и «внутренним».«Внешний» путь проведет вас след в след по всем маршрутам пилота, беззаветно влюбленного в небо и едва не лишенного этой страсти; авантюриста-первооткрывателя, человека долга и чести. Путь «внутренний» отправит во вселенную страстей и испытаний величайшего романтика-гуманиста ХХ века, философа, проверявшего все свои выкладки прежде всего на себе.«Творчество Сент-Экзюпери не похоже на романы или истории – расплывчато-поэтические, но по сути пустые.
В литературном наследии Лермонтова поэмам принадлежит особое место. За двенадцать лет творческой жизни он написал полностью или частично (если считать незавершенные замыслы) около тридцати поэм, — интенсивность, кажется, беспрецедентная в истории русской литературы. Он сумел продолжить и утвердить художественные открытия Пушкина и во многом предопределил дальнейшие судьбы этого жанра в русской поэзии. Поэмы Лермонтова явились высшей точкой развития русской романтической поэмы послепушкинского периода.
Оноре Габриэль Рикети де Мирабо (1749–1791) — один из наиболее ярких деятелей Великой французской революции, блестящий оратор и публицист, бретер и любимец женщин, узник королевских тюрем и защитник монархии. Посмертное открытие его тайных связей с двором Людовика XVI привело к тому, что прах Мирабо вынесли из Пантеона великих людей Франции. Отношение к нему не раз менялось и в последующие годы. Автор данной книги, известный французский историк Рене де Кастр (1908–1987) видит в своем герое не авантюриста, а гения политики, пытавшегося примирить умеренных республиканцев с монархистами и избежать революционных потрясений, войны и террора.
Евгений Львович Шварц, которому исполнилось бы в октябре 1966 года семьдесят лет, был художником во многих отношениях единственным в своем роде.Больше всего он писал для театра, он был удивительным мастером слова, истинно поэтического, неповторимого в своей жизненной наполненности. Бывают в литературе слова, которые сгибаются под грузом вложенного в них смысла; слова у Шварца, как бы много они ни значили, всегда стройны, звонки, молоды, как будто им ничего не стоит делать свое трудное дело.Он писал и для взрослых, и для детей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.