Яноама - [33]

В тот день мы шли примерно до четырех часов. Потом построили хижину и легли спать. На третий день намоетери сказали: «Уже близко. Завтра утром придем в шапуно». В дороге мужчины все время охотились, и те, у кого были жены, впрок коптили дичь для их матерей[29]. Утром мы добрались до реки. Все помылись и покрасились. Моя новая хозяйка постригла меня и выбрила волосы на макушке, потом ока красным уруку широкими, длинными полосами разрисовала мне спину и тонкими полосами — лицо[30].

Возле реки было заброшенное шапуно, на крыше его даже не осталось листьев. Шапуно было большое, круглое, с большой площадкой в центре. Три тропы, начинавшиеся около него, вели: одна — к шапуно саматари, вторая — к реке и третья — к шапуно племени хасубуетери. Это было шапуно отца моего первого сына. Помнится, едва я вошла в это шапуно, голова у меня закружилась и я упала на землю. Одна из женщин подхватила меня за руки. «Тяжело ей жить у нас. Может, эта девушка из очень далекой земли?!» — сказала она. Потом взяли несколько веток и стали хлестать меня. Я открыла глаза и начала сильно потеть.

Я поднялась и снова могла идти. Мы отправились к большому шапуно намоетери. Там все сбежались посмотреть на меня: мужчины и женщины. Я пошла за женщиной, которая дала мне гамак, и вместе с ее маленьким сыном направилась к их очагу. Одна женщина подошла ко мне и сказала: «Пойдем со мной». «Нет,— ответила первая женщина,— я привела ее издалека, и она должна остаться со мной. Никто не должен уводить ее». Потом пришел брат тушауа и спросил: «Она уже девушка или еще девочка?» «Не знаю»,— ответила женщина. «С кем же она останется?» — сказал он. «Со мной,— ответила женщина.— Она будет моей подругой. У вас у всех и так есть жены». «Ладно, пусть пока остается с тобой, а там посмотрим»,— нерешительно сказал брат тушауа и ушел.

Немного спустя к очагу подошел сам тушауа по имени Фузиве, за ним шло несколько женщин. В то время Фузиве возглавлял племя. Его отец был еще жив, но он был очень старый и больной и передал всю власть сыну. Фузиве спросил: «Это Напаньума? Где вы ее нашли?» Все наперебой принялись рассказывать, как встретили меня в лесу. «И вы не побоялись заговорить с ней ночью, когда она пришла в хижину?» «Они хотели ее убить, но я не дала»,— ответила женщина.

«Что же вы собираетесь с ней делать?» — спросил Фузиве. «Я ее привела, и она останется со мной»,— ответила женщина.

«Что ж, пусть остается»,— ответил Фузиве. Он повернулся и ушел.

Позже я узнала, что он совсем по-другому думал. Потом мне рассказали, что он отправился к своему отцу и сказал: «Отец, она уже женщина. Я ее не отдам, возьму себе». А отец ответил: «Оставь ее в покое, у тебя и так четыре жены. Подумай лучше о них и о детях, ведь их надо еще вырастить. А у женщины, которая приютила Напаньуму, есть еще неженатый племянник».

Несколько дней спустя моя новая хозяйка вместе со всей семьей отправилась на банановую плантацию. Я пошла с ними. Целый день мы пробыли в пути. Наутро добрались до их хижины возле расчистки. Пришли еще три брата мужа моей хозяйки со своими женами, отец мужа хозяйки, один неженатый мужчина и один женатый. Всего собралось с десяток мужчин, много женщин, четыре девушки и целая куча детишек. Вначале мы собирали плоды, упавшие на землю, но муж хозяйки сказал: «Не поднимайте бананы с земли, они грязные, в них заводятся черви. Лучше снимайте гроздья с деревьев. По земле ползают жабы, лягушки, змеи». Особенно индейцы боятся маленькой жабы, которая брызгает ядом прямо в глаза своих врагов. Но когда они очень голодны и не находят больше гроздьев, то и сами подбирают упавшие на землю плоды.

Спустя несколько дней из шапуно пришли еще несколько индейцев и рассказали, что после нашего ухода Фузиве сказал: «Эта женщина увела Напаньуму. Боится, что я ее отниму. Да если б я захотел, то забрал бы ее в тот самый момент, когда она пришла в шапуно. Я для того и подошел к ней близко, чтобы хорошенько ее рассмотреть. Она еще не женщина, тело у нее не округлое. Была бы она сформировавшейся женщиной, я бы ее забрал. И никто бы ничего не сказал, ни та женщина, ни ее муж, потому что он ширишиве и боится меня».

Тогда женщины сказали мне: «Ты уже почти созрела, а губы и уши у тебя до сих пор не проколоты[31]. Идем, мы тебе проделаем отверстие в губе и в уголках рта». В ушах у меня дырочки уже были. Я сказала: «Нет, не хочу, я не индианка». Но женщины настаивали: «Идем, это совсем не больно». Одна молодая женщина хасубуетери продырявила мне уголки рта. Она воткнула в кожу две колючки пальмы пашиуба, разломила их надвое, оставив маленький кусочек колючки в коже. К счастью, лицо мое не воспалилось. Между тем иногда ранка сильно гноится. Когда боль прошла, мне проткнули нижнюю губу, на этот раз губа очень сильно вздулась. Проткнуть губу много труднее, чем мочки ушей или уголки рта. Колючки пальмы пашиуба тут не годятся. Дырочку в губе мне делал муж моей новой хозяйки. Из куска очень крепкой пальмы бакабе он выточил острую иглу и ею проколол мне губу. Перед этим он слегка обжег кончик иглы, чтобы не внести заражения. Мне было очень больно, и я еле терпела. Потом губа вздулась и онемела. Теми же деревянными иглами индейцы протыкают нос и мочки ушей. Юношам обычно протыкают нижнюю губу и уши. Намоетери и караветари протыкают себе и углы рта. Но мало кто из мужчин протыкает себе нос. А вот женщины почти все проделывают дырочки в носу, и порой довольно большие. Эти дыры особенно хорошо видны во время танцев, потому что женщины втыкают в них перья либо гладкие палочки с наклеенными белыми перьями.