Яна и Ян - [21]

Вскоре появилась знакомая Вашека. Направляясь ей навстречу, Вашек от волнения задел ковер и чуть было не упал к ее ногам. Девушка засмеялась. Она действительно была красива, а точнее, сделала себя такой с помощью косметики. Серебристый оттенок волос, серебро на веках, полные красные губы. Безусловно, не мой тип. И наверняка на несколько лет старше нас.

Вашек по дороге рассказал мне, что она работала вместе с его женой в парикмахерской, поэтому они и знакомы. Она была замужем, но соблюдением супружеской верности не очень-то себя обременяла, хотя у нее был страшно ревнивый муж. Однажды между ними произошел большой скандал, после которого она и уехала из Праги. В этом городе живет ее мать.

Держалась знакомая Вашека очень непринужденно. Расспрашивала его о жене, о знакомых, о новостях, а потом вдруг внимательно посмотрела на меня. Я, по правде говоря, все это время чувствовал себя здесь лишним, и она, наконец спохватившись, мило извинилась за то, что заставила нас скучать.

— Давайте лучше потанцуем, а? — предложила она обоим.

Вашек толкнул меня под столом ногой, потому что он совсем не умеет танцевать. И я, стараясь быть вежливым, встал.

Когда его знакомая шла передо мной на середину зала, я заметил, что у нее отличная фигура и очень красивые ноги. Наверняка она нравится мужчинам. И конечно, не случайно ее ревновал муж.

— А где же еще один друг Вашека, тот известный пианист? — поинтересовалась она во время танца.

— Вы и о нем знаете?

— О вас четверых я знаю все. О злополучных дроздах Пушкворца, о том, как вы верпы своей девушке… — Она засмеялась. В ее смехе было что-то такое, что совершенно не соответствовало ее манерам. — Неужели еще существует такая верность? — спросила она.

— Если кого-то любишь по-настоящему… — начал было я, но она перебила меня:

— А такая любовь разве бывает?!

Больше она ни разу не засмеялась. Опустила серебристые веки и погрустнела. И мне сразу захотелось, чтобы танец и этот разговор закончились как можно скорее.

За время отсутствия на нашем столике появилось шампанское в ведерке со льдом. И Венца выглядел сейчас как испанский гранд… родом из Смихова.

— Вы что-нибудь отмечаете? — с удивлением спросила знакомая Вашека.

— Повод для этого всегда найдется, пани Лида. В данном случае — это приятная встреча с вами и, кроме того, наши некоторые успехи по службе. Сегодня мы…

Тут уже я толкнул его ногой, чтобы не сболтнул лишнего. Правда, наши военные тайны пани Лиду, очевидно, совершенно не интересовали.

— Сколько лет вашей девушке? — спросила она меня.

Я ответил, что восемнадцать с половиной и что мы встречаемся с ней уже больше года. Она вздохнула и сказала, что ей двадцать пять. Четверть века. И она считает, что прожила уже почти всю свою жизнь, ведь настоящая жизнь — это молодость. А потом… Потом лучше сразу стать старым, поскольку период между молодостью и старостью — это не жизнь, а неизвестно что…

Около девяти под воздействием шампанского мы потребовали от «тореадоров» покончить с заигранными испанскими танго и перейти на хороший современный ритм. Я пригласил Кармен, подсевшую к нам, но она была очень толстая. И я снова пошел танцевать с пани Лидой. Мы завладели серединой зала, танцующие расступились, восторженно нам аплодируя, и у меня появилось такое ощущение, что вернулись те прекрасные времена, когда мы были совершенно свободными и чувствовали себя хозяевами положения и на спортивной и на танцевальной площадке, когда властвовали над девичьими сердцами, а главное — над своими собственными…

Когда мы примчались к воротам, часы на башне костела начали отбивать десять раз — мы явились с точностью до секунды.

Пушкворец сладко посапывал во сне, а Лацо еще не спал.

— Боже мой, какой это был концерт! — воскликнул он, едва завидев нас. — Ну, я вам скажу, в будущем наш Гудечек станет достойным преемником Ойстраха и своими четырьмя струнами покорит мир.

— И наши пятьсот восемьдесят лошадиных сил тоже? — заносчиво спросил Венца, икая.

— Наши пятьсот восемьдесят лошадиных сил могут потребоваться, когда придется защищать наши завоевания, мировую культуру, в том числе и искусство Гудечека.

Лацо — кандидат в члены партии, в дискуссиях он всегда серьезен и неуступчив, но у его оппонентов никогда не создается впечатления, что это лишь поза. В каждом слове Лацо чувствуется убежденность.

— Ну, а как вы повеселились?

— Ты и не представляешь, какое оживление внес Ян в «Андалузии». Женщины были от него без ума. У меня имеются серьезные опасения, что они будут бросаться под гусеницы нашего танка, едва он тронется с места…

Вашек опять болтал лишнее.

После отбоя я скомкал начатое Яне письмо и быстро набросал новое. Оно было совершенно иным и состояло всего из нескольких строк:

«Мои любимые «анютины глазки», приезжайте поскорее. На субботу и воскресенье мне обещали ключи от квартиры. Только для нас двоих. Приезжай, а то я умру от тоски или уйду в самоволку, чтобы только тебя увидеть. А за это полагается гауптвахта, и тогда наш экипаж уже не будет отличным…»

Утром я опустил письмо в почтовый ящик. Днем мы отрабатывали технику ведения стрельбы из пушки. Тут уж я заставил Пушкворца так повкалывать, что с него пот катился градом. Я добивался от него четкого выполнения установленных нормативов.