Ян Жижка - [87]
— С какого же конца, брат Ян? — спросил слепой гетман.
— Да с Праги!
— А дела твои там с братом Богуславом забыл?
— Как их забыть!.. Да времена другие были, гетман Ян! Теперь мы сильнее, а они слабее!
— А ты, брат Прокоп, что на то скажешь?
— Другая у меня мысль, совсем другая! — живо отозвался Большой Прокоп. — Главный враг нашего народа не зять Сигизмунда и не пражские советники. Главный враг — «блудница вавилонская». Сейчас Римская курия будто притихла, да ненадолго это! Не пройдет года-двух — и чешскую землю снова будут топтать чужеземные орды, насланные Римом…
— Слова твои мудры, брат Прокоп, — перебил Жижка. — Да делать-то нам что? Итти походом на Рим, что ли?
— Нет, не то! Слово мое будет иное! Настала пора повести братствам иную войну. Здесь, в Чехии, мало ли мы погромили панов, пожгли вражеских гнезд — замков и панских городов? А что от этого стало «римской блуднице» и антихристу-императору? Ничего ровно! Они снова соберут силы и пойдут топтать нас и грабить. А надо заставить их забыть и дорогу в нашу истерзанную Чехию!
— А как заставить?
— Принудить пойти с нами на мировую…
— Как же принудить? — перебил снова Жижка.
— Бить медведя не только в пчельнике, куда он забрался мед воровать, но пойти с рогатиной и к его берлоге! Нет, я не говорю — итти на Рим. Можно ударить и поближе! Разорить поместья и освободить крестьян в Мейссене, Силезии, Венгрии, Баварии, Австрии! Да хоть и в Бранденбурге — вотчине Сигизмунда! Вот когда взвоют пособники римского первосвященника! Мы внесем огонь войны в их пределы и вынудим у них мир нашей земле. Им ничего другого не останется, как пойти с нами на мир!
Прокоп Большой (Голый).
Задумавшись на минуту, Прокоп Большой продолжал так же горячо:
— Да не только это! Седлаки наши вконец разорены чужеземными грабителями. Откуда разбойники пришли к нам? Из этих стран! Куда утащили жалкий скарб, достояние наших пахарей? Все в эти страны! А мы пойдем туда за скотом, за сукном, за мясом и шерстью — за всем, что было у нас награблено!
Слова Большого Прокопа задели глубокие струны в сердцах военачальников, собравшихся за столом у Жижки. Слепой гетман склонил голову на грудь, глубоко задумался. Все ждали, что он скажет.
Жижка начал тихо:
— Сама правда говорит твоими устами, брат Прокоп! Святое наше дело толкает нас за наши границы! Вот ходили уже в Венгрию, пойдем и в другие страны. Все это так!
Голос первого гетмана зазвучал громче:
— А сил наших для походов в чужие земли довольно ли сейчас? Ты посуди: оба наши братства выступят к Вене или к Нюренбергу. А потом, если придется отступать так, как отступали от Дуная? Избави нас бог от того, — я и сам не пойму, как вывел тогда нашу колонну. То было самое трудное дело всей моей жизни.
— Прокоп, брат мой! — продолжал Жижка. — Для похода на Мейссен или в Австрию нужно вдвое, а то и втрое сил против наших! Когда соберем вдвое людей, вдвое возов, вдвое пушек — тогда оставим дома крепкие гарнизоны охранять наши общины, а с остальными улетим далеко за наши границы. В ратном деле, брат Прокоп, знаешь ведь как: отбиваться от чужого меча времени не выберешь — его выбирает противник. А когда надумал сам занести меч над головою врага — то взвесь все наперед! Выбери наилучшую минуту. Дерзай, да разумно!
— За нас сейчас почти весь восток Чехии, да и север, — сказал Рогач. — В год, в два поставим четыре войска по семи тысяч бойцов в каждом, да по пяти коп возов! Тогда бросим колонны хоть на Вену, хоть к Вроцлаву! А сейчас мое слово за посильное нам и важное дело — на Прагу!
Прокупек был скуп на слова:
— Надо позвать жатчан, лоунян, клатовцев, позвать гетмана Богуслава с Большого Табора —. и пойти на Прагу. Там — злейшие враги!
— И клянусь богом всемогущим, — загремел голос Жижки, — кровавыми слезами заплачут эти подлые предатели народного дела!
В столице среди богатого бюргерства, во дворце «короля» Корибута, царили страх и уныние. Корибут понимал, что Праге не устоять, что массы городского люда ждут таборитов. Городские советники требовали, чтобы Корибут направил к Жижке парламентеров.
Утром 12 сентября с башен Праги затрубили рога, заплескались по ветру белые полотнища.
— Сдаются?!
Жижка, военачальники и Старшие братства, проповедники вышли из лагеря.
— Принесли ключи? — коротко спросил слепец подошедших парламентеров.
Пражане низко поклонились:
— Общины Старого и Нового городов просят тебя, гетман Ян, принять посольство.
— Посольство? — Жижка повернулся к спутникам. — Что скажешь на то, брат Прокоп?
— По мне — пусть приходят! — ответил проповедник.
— Ты, Рогач?
— Если там надумали сдать город, можно и договориться.
Тут подал голос Гвезда:
— Они хитрят! А мы станем помогать им в этом! Для разговоров время давно прошло. Надо начинать штурм!
— Договориться никогда не поздно, — возразил Прокупек. — Если готовы сдаться без бою — к чему тогда штурмовать? Послушаем их!
— Пусть приходят! — заключил Жижка.
Снова распахнулись ворота и выпустили в поле одного только человека, в берете и тоге магистра Пражского университета,
— Земной поклон великому сыну и спасителю общей матери нашей Чехии, гетману Яну Жижке, и соратникам его! — начал посол, входя в палатку слепого полководца.
