Ян Собеский - [64]
Я видел его спокойным, с молитвой на устах, но очень утомленным. Нелегко пережить такой день человеку немолодому, отяжелевшему и телом, и духом. От ранней обедни отца Марка и до шести часов пополудни дух короля был в напряжении: приходилось много раз бороться за победу, сеять ужас, опрокидывать врагов… Потом, после первого переполоха, паника смела их, так что не осталось и следа.
Хотя король велел приставить стражу к палаткам визиря, чтобы предупредить грабеж, наутро и в следующие дни оказалось, что множество величайших драгоценностей было расхищено обозною прислугой, растеряно, частью бесцельно уничтожено. А что простой народ не имел понятия о ценности награбленного, видно из того, что в последующие дни начальствующие платили талеры за тысячные вещи. Не мешает отметить, что, когда турки убедились в своем поражении, они сами уничтожали многое, чтобы оно не досталось в руки победителей. В лагере нашли множество зарезанных невольниц, которых они не могли захватить с собой.
Король очень жалел об убитом страусе и многих других животных, которых визирь держал для развлечения; они либо погибли, либо разбежались.
На долю немцев совсем не досталось ценной добычи, знамен, палаток, ибо они не овладели ни одной частью лагеря. Господь Бог споспешествовал королю и нам, но зато преумножил число наших врагов.
Как провел король ночь после битвы, я не знаю, хотя был при нем вместе с Матчинским и многими другими. Но я часто слышал его голос сквозь сон или наяву, потому что король несколько раз вскакивал и ходил взад и вперед… Ему было над чем призадуматься: предстояло свидание с кесарем, и, несмотря на то что король был его спасителем, надо было приготовиться ко всяким тонкостям церемониала и кислым взглядам.
Уже с вечера король объявил итальянскому секретарю Таленти, что тот будет иметь счастье на другой же день отвезти и повергнуть к стопам его святейшества большое знамя Магомета. Итальянец чуть не сошел с ума от радости; честь была действительно великая, и было чем кичиться до могилы.
Все это не могло быть по вкусу кесарю: Собеский извещал папу о победе… Собеский же захватил главную добычу… Он же послал гонца с вестью о поражении турок к «христианнейшему» королю французов… Везде на первом месте был король; а кесарь, спасшийся из Вены бегством, представлял довольно жалкую фигуру.
Как же было ему любить такого избавителя! Правда и то, что достаточно сделать кому-нибудь добро, и немедленно возникнет неприязнь… Так-то уж сотворены сердца людей!
Но об этом лучше промолчать.
На другое утро не было времени вздохнуть. Человеческий язык не в силах описать ужасную картину вчерашнего побоища: вид развалин, трупов, покинутых палаток… Чуть свет, король разослал гонцов во все концы.
Обедом должен был кормить нас в Вене Старенберг; предполагалось отслужить только в костеле благодарственный молебен и не задерживаться.
Так как ни одни ворота не были еще открыты для проезда, нам, спасителям, пришлось проникнуть в город через брешь и узенькую улочку. Народ, несомненно, встретил бы своего избавителя возгласами восторга, толпился бы на улицах, но кесарские власти воспретили всяческие выражения восторга, чтобы сохранить их ко дню въезда кесаря. Таким образом, только изредка, как бы исподтишка доносились до нас заглушённые приветствия.
Король первым делом заехал по пути в Августовский костел, и душа его горела такою жаждой вознести хвалу Творцу, что, когда духовенство, не получившее распоряжении, не очень-то торопилось начать молебен, король сам, встав на колени перед главным алтарем, запел амвросианский гимн. Вторично, при более торжественной обстановке он был пропет в соборе св. Стефана, где король, слушая пение, лежал крестом на полу церкви.
Здесь ксендз приветствовал его словами, оказавшимися необычайно кстати:
«Fuit homo missus a Deo, cui nomen erat Iohannes»[32].
Так-то, довольно холодно, встречали немцы своего избавителя, хотя Старенберг сам признался, что дольше пяти дней не мог бы продержаться, и мы сами видели, что творилось в городе: стены были разбиты ядрами и везде огромные выбоины от подкопов.
Его величество король был чрезвычайно обрадован тем, что хоругвь младшего сына его Александра, которого звали тогда Минионком (от «mignon», так как ему не исполнилось восьми лет), опрокинула телохранителей визиря. Он послал о том донесение королеве, зная, что та любит младшего больше остальных детей. Но никто не мог предвидеть, что из этого получится впоследствии.
Надо было обладать извращенностью ума и дерзостью королевы, чтобы использовать невинное известие во вред старшему сыну Якову, а Александра незаслуженно провозгласить на весь мир героем. Король сам пожелал, чтобы на основании писем, которые он посылал королеве, печатались летучие листки, которые расходились по всей Европе.
В тех листках, которые направлялись из Кракова в английские и голландские газеты, все подвиги князя Якова приписывались Александру, как будто тот все время состоял при особе короля. Делалось это так ловко, что трудно было бросить тень обвинения на королеву. Думаю, что Пац прекрасно понимал, в чем дело, и реагировал по-своему, всячески выдвигая на первый план Фанфаника.
Захватывающий роман И. Крашевского «Фаворитки короля Августа II» переносит читателя в годы Северной войны, когда польской короной владел блистательный курфюрст Саксонский Август II, прозванный современниками «Сильным». В сборник также вошло произведение «Дон Жуан на троне» — наиболее полная биография Августа Сильного, созданная графом Сан Сальватором.
«Буря шумела, и ливень всё лил,Шумно сбегая с горы исполинской.Он был недвижим, лишь смех сатанинскойСиние губы его шевелил…».
Предлагаемый вашему вниманию роман «Старое предание (Роман из жизни IX века)», был написан классиком польской литературы Юзефом Игнацием Крашевским в 1876 году.В романе описываются события из жизни польских славян в IX веке. Канвой сюжета для «Старого предания» послужила легенда о Пясте и Попеле, гласящая о том, как, как жестокий князь Попель, притеснявший своих подданных, был съеден мышами и как поляне вместо него избрали на вече своим князем бедного колёсника Пяста.Крашевский был не только писателем, но и историком, поэтому в романе подробнейшим образом описаны жизнь полян, их обычаи, нравы, домашняя утварь и костюмы.
Юзеф Игнацы Крашевский родился 28 июля 1812 года в Варшаве, в шляхетской семье. В 1829-30 годах он учился в Вильнюсском университете. За участие в тайном патриотическом кружке Крашевский был заключен царским правительством в тюрьму, где провел почти два …В четвертый том Собрания сочинений вошли историческая повесть из польских народных сказаний `Твардовский`, роман из литовской старины `Кунигас`, и исторический роман `Комедианты`.
Графиня Козель – первый роман (в стиле «романа ужасов») из исторической «саксонской трилогии» о событиях начала XVIII века эпохи короля польского, курфюрста саксонского Августа II. Одноимённый кинофильм способствовал необыкновенной популярности романа.Юзеф Игнаций Крашевский (1812–1887) – всемирно известный польский писатель, автор остросюжетных исторических романов, которые стоят в одном ряду с произведениями Вальтера Скотта, А. Дюма и И. Лажечникова.
В творчестве Крашевского особое место занимают романы о восстании 1863 года, о предшествующих ему событиях, а также об эмиграции после его провала: «Дитя Старого Города», «Шпион», «Красная пара», «Русский», «Гибриды», «Еврей», «Майская ночь», «На востоке», «Странники», «В изгнании», «Дедушка», «Мы и они». Крашевский был свидетелем назревающего взрыва и критично отзывался о политике маркграфа Велопольского. Он придерживался умеренных позиций (был «белым»), и после восстания ему приказали покинуть Польшу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В тихом городе Кафа мирно старился Абу Салям, хитроумный торговец пряностями. Он прожил большую жизнь, много видел, многое пережил и давно не вспоминал, кем был раньше. Но однажды Разрушительница Собраний навестила забытую богом крепость, и Абу Саляму пришлось воскресить прошлое…
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
Действие историко-приключенческих романов чешского писателя Владимира Неффа (1909—1983) происходит в XVI—XVII вв. в Чехии, Италии, Турции… Похождения главного героя Петра Куканя, которому дано все — ум, здоровье, красота, любовь женщин, — можно было бы назвать «удивительными приключениями хорошего человека».В романах В. Неффа, которые не являются строго документальными, веселое, комедийное начало соседствует с серьезным, как во всяком авантюрном романе, рассчитанном на широкого читателя.
Георг Борн – величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой человеческих самолюбий, несколько раз на протяжении каждого романа достигающей особого накала.
Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.
Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.