Якви - [3]

Проходили недели. Красные цветы вспыхнули на длинных стеблях ocatilla; раскрылись огромные, яркие, синевато-красные почки кактусов; с недосягаемых уступов в каньонах, словно золотой дождь, свешивались изящные, редкие цветы пустыни liuvia d'oro, и много других прекрасных цветов подняли свои венчики из высоких трав.

Это чудо весны не было длительно. Цветы увяли, умерли, и сухой ветер унес их лепестки. Высокие травы пожелтели и засохли. Наступило лето. Ослепительное солнце запылало над восточными хребтами, загорелось белым пламенем над тихой, печальной долиной и погружалось, как огромный раскаленный шар, в далекое, туманное море. С наступлением зноя к вождю якви пришло чувство полной безопасности. Его новый дом был окружен пожираемой солнцем огромной пустыней. Светлый горный ручей спускался все ниже и ниже, но не пересыхал. Птицы и животные, все чаще забегавшие в долину, были живыми свидетелями ужаса окружающей пустыни.

Когда наступила осень, долина была уже высохшей и серой. Лишь вдоль потока сохранилась полоска зелени, и кактусы не потеряли своей вечной свежести. Зимой начались дожди, и волна зелени разлилась по долине с восточного возвышенного края к далекому устью, где она обрывалась в бесплодной пропасти пустыни.

Месяцы проходили, и у женщин ребенок рождался за ребенком. Темноглазая жена Якви подарила ему здоровую темноглазую дочку. Качая на руках крохотное коричневое тельце, вождь вспоминал слова отца:

– Сын, уведи якви назад в горы, туда, где садится солнце,– в страну, свободную от белых людей, в пустынную долину, где олени пасутся с лошадьми. Пусть якви станут великим многочисленным народом, или лучше им исчезнуть с лица земли.

Якви смотрел на ребенка, и лицо его светилось надеждой и печалью. Слова отца были пророческими. Зеленые травы колыхались в широкой долине, дикие лошади, антилопы и олени паслись среди лошадей индейцев. У него на руках лежал его второй ребенок – дочь, а он был уверен, что сын должен быть последним в его роде. Лаская ребенка, он не забывал о золотых зернах в песке под его ногами.

Любовь Якви к жизни снова творила мечты. Жить, быть окруженным своим народом, видеть за работою свою темноглазую жену, голых крошек, играющих в траве, смотреть на эту покатую бесконечную зеленую долину, такую дикую, уединенную, такую плодоносную, чувствовать горячее солнце, ласкающий ветер и ночную прохладу, бродить по горным высотам, наблюдая и слушая, выслеживать зоркого черного барана, есть свежее мясо и пить чистую воду; отдыхать в безмолвные, жгучие полдни и в спокойном сне проводить печальные ночи, наслаждаться играми своих предков – верховой ездой и бегом, уходить одному в пустыню и побеждать там жару, жажду, холод, облака пыли и голод, быть свободным от белых людей, которые казались ему и высшими, и презренными существами,– жить, как живут орлы,– только жить,– Якви не просил большего.

Якви передал ребенка матери и вышел. Обязанности вождя призывали его к своему народу.

Утренний воздух в горах, холодный, бодрящий, сладостный для дыхания, заставлял кровь быстрее пробегать по жилам. Иногда зимним утром легкий иней покрывал зелень. Солнце светило недолго, дни были коротки, ночи длинны. Племя якви вернулось к примитивной жизни вдали от белых людей, готовых убивать в погоне за золотом и наслаждениями.

Якви были лучшими наездниками из всех индейских племен юго-запада. С ранних лет мальчики обучались езде без седла. Юношами они уже обладали чрезвычайной ловкостью и силой.

Несколько мужчин окружили табун диких лошадей и загнали его в треугольник, окруженный скалистыми стенами,– естественную западню, открытую часть которого они обнесли грубой изгородью. Наутро все племя собралось посмотреть на пойманных диких лошадей. Чтобы воодушевить своего маленького сына и других мальчиков, Якви выбрал самую горячую лошадь – вожака табуна. Темноглазые мальчики, возбужденные, горящие любопытством, некоторые совсем голые, вытянув вперед лохматые, черные головы с блестящими волосами, с высокой скалистой стеньг напряженно следили за происходящим. Женщины и девушки племени расположились вдоль серой стены, создавая с нею яркий контраст своими цветными одеждами.

Якви велел вывести на открытое место горячего вожака диких лошадей. Это был неуклюжий жеребец рыжей масти, уже немолодой. Высоко подняв некрасивую голову, с раздувающимися ноздрями, открытым ртом и напряженно стоящими ушами, блестя белками гневных, горящих глаз, он вырвался в середину кольца наездников.

Якви приблизился к нему с длинным кожаным лассо и сделал знак остальным отъехать прочь.

Когда дикий конь начал бросаться в стороны, ища выхода из круга, Якви взмахнул лассо. Дважды он промахнулся. В третий раз петля обвилась вокруг головы животного. Якви туго натянул лассо. Тогда, хрипя от страха, лошадь взвилась на дыбы. Перебирая лассо руками, Якви заставлял ее спускаться к земле; и в то же время приближался к ней. Фыркая и дрожа всем телом, лошадь одно мгновение смотрела на своего победителя, готовая к бою. Но страх осилил. Она отскочила в сторону. Лассо было так натянуто, что, прыгнув, животное упало на песок. Оно вскочило, еще более разъяренное, и бросилось вперед, увлекая за собой индейца. Вдруг Якви чудовищным прыжком, напоминающим прыжок огромной пантеры, вскочил на спину коня и крепко уселся на ней. Он опустил лассо. При первом прыжке испуганной лошади петля распустилась и соскользнула. Теперь ничто не задерживало ее, кроме длинных, мускулистых, коричневых ног Якви.