Якутия - [76]

- Ох... - проговорил Софрон.

- Да. И нам кажется, что надо их всех срочно выпереть куда-нибудь в задницу, и жить своим народом в своей гениальной стране. И у нас тогда все-все будет, ведь у нас же все есть!.. Тунгусов надо засунуть на крайний север, чтобы их сковало льдами и продуло разной там пургой, русских на хер, а армян вообще вон, хоть в унитаз. Я их не люблю. В Якутии должны жить только якуты; и так уже много попили всякие переселенцы из наших чистых вечномерзлотных вод, и много уже истратили эти скоты наших волшебных богатейших изысканных руд. Об этом еще Кулаковский предупреждал, еще Мычаах писал: <Да идите вы все!..> Так вот, наконец, этот момент настал. Они должны все уйти; мы - бывший комитет <Ысыах>, который начинал, как вполне парламентская импотентская партеечка, сейчас представляем собой всю Якутию, всех якутов и ее армию. И я ее царь, и буду биться за то, чтобы изгнать все не-якутское из Якутии. А как вы сами знаете, вне Якутии - вонь, мрак, носовой скрежет и грусть. Ну и черт с ними со всеми, мы их не звали, не приглашали, не хотели.

- А если кто-нибудь захочет остаться с вами? - спросил Софрон с заинтересованным видом.

- Как якут? - спросил царь.

- Ну... как это - как якут? А если он не якут от рождения?

- Ах, вот вы о чем! - улыбнулся царь. - Это можно сделать. Пластическая операция, потом плотное изучение языка, включение в себя подлинно якутского духа, изменение психики по якутскому типу, безмерная любовь к Якутии, вера в Юрюнг Айыы Тойона, и, может быть, у вас получится. Мы об этом поговорим позже, а сейчас, когда я вам кое-что рассказал, я хотел бы расспросить вас. Прежде всего, хотелось бы узнать у этого наглого побитого типа, зачем же он умертвил столь выдающийся человеческий экземпляр, сейчас в виде трупа лежащий перед нами?!

- Это - мой друг Головко!.. - воскликнул Жукаускас и заплакал.

- Понимаю, понимаю, - мягко сказал царь. - Ну, зачем вы это сделали? Мне даже просто любопытно.

Ехали ведь в автобусе...

- Я - поэт! - немедленно заявил Ырыа, гордо подняв голову. - Это - мое искусство!

- Убивать?

- Я не убивал! Я ехал сюда воспевать якутскую войну. Я сам придумал дрсвнеякутский и пишу на нем стихи, например: <Кунака пасюся>, или <Арона вука>. Но мне мало, я хочу истинного творения, которое стоит жизни, судьбы, и потрясает на самом деле, а не просто как-то там эстетически, или этически. Вот - мое стихотворение. И вы - мои читатели, слушатели, зрители; вы не можете больше от меня отмахнуться, вы теперь не скажете, что это все дрянь, ерунда, чушь! Это - искусство, а не убийство. И кусысы, понятно?!

- Непонятно, - сказал царь, - просто маразм какой-то. Ты человека убил, а сейчас какую-то дуру гонишь. Искусство, говоришь? Я ничего в этом не понимаю, но искусство, по-моему, прежде всего, воспевает прекрасное, как олонхо, онгончи, или узорчатые сэргэ... А ты убил! Ладно, если не хочешь говорить, мы тебе поможем. У нас есть припеточки, муськи. Отвечай правду, ясненько?!

- Да он не врет, - вдруг вмешался Жукаускас, - он просто трехнутый, сумасшедший. Вы посмотрите на него: разве это нормальное существо? И все эти кусысы-мусысы.

- Арасюк! - крикнул Ырыа.

- Вот-вот.

- Ты в самом деле ущербен в мозгах? - тихо спросил царь.

-Я - поэт!!! - вскричал Ырыа. - Я пишу стихи! Этот трупик - мое стихотворение!!! И кусысы!!!

Делайте со мной, что хотите, все равно мжа, шубища, казяса! Жну!

- Похоже на то, - согласился царь. - Дебил какой-то. Ну что ж, я - не психиатр, время военное, убийство совершено, надо наказывать. Придется его распять.

- Какой кайф! - воскликнул Ырыа.

- Да, он точно сдвинутый, - убежденно сказал царь Софрон. - Так бы его, конечно, надо было заключить в непроницаемую камеру для дураков и содержать, пока не околеет...

- Какой кайф! - воскликнул Ырыа.

Царь подошел к Илье и заинтересованно посмотрел в его открытое добродушное лицо.

- Ты что, в самом деле мудачок, или прикидываешься? Мы же не шутим. Мы распинаем тебя, понятно?! Прибиваем гвоздиками твои руки-ноги, крест встает, и...

- Какой кайф! - воскликнул Ырыа.

- Уберите его! - злобно приказал царь. - Он мне уже надоел. Заладил одно и то же. Наденьте на него чернявый венок, поколошматьте дубинушками по лопаткам и распните. И труп этот тоже отсюда уберите и закопайте его. А мы сейчас займемся допросом этого интересного человечка, оставшегося в живых.

- Слушаюсь! - завопил один человек в розовом.

- Слушаюсь! - закричал другой человек в розовом.

Они схватили ухмыляющегося Ырыа за связанные руки и увели. Илья при этом отбивал чечетку и радостно кричал: <Манана, манана!> <Искусство - это все!> Два оставшихся человека в розовом быстро вынесли труп Абрама Головко за дверь и затем вернулись. Царь улыбнулся, достал трубку с длинным металлическим мундштуком, набил ее какой-то сизой травой и закурил. Потом он посмотрел направо и увидел уныло стоящих автобусных конвоиров, которые испуганно смотрели в пол и не говорили ничего.

- А! - предвкушение заявил царь, выпуская в их сторону клубы зеленоватого пряного дыма. - Вот с кем еще надо разобраться!

Люди в розовом, относившие труп, щелкнули каблуками и взвели затворы своих автоматов. Конвоиры вздрогнули, один из них уронил себе на колено слезу.