Яков Серебрянский - [63]

Сводный отряд ОМСБОНа участвовал в параде на Красной площади 7 ноября 1941 года, после чего двинулся к фронту. В период с 27 ноября по 27 декабря 1941 года, в разгар боев под Москвой, бойцы отряда сумели уничтожить 30 немецких танков, 20 бронемашин, 68 грузовых машин, нанести противнику большие потери в живой силе и технике».

Вторым основным направлением работы спецназа Особой группы в тот период являлась подготовка подпольных окружных комитетов в населенных пунктах Московской области на случай захвата их противником. Из этих населенных пунктов осуществлялась срочная эвакуация предприятий, рабочих, правительственных учреждений.

Из камеры смертников — на войну

Великая Отечественная война, принявшая неожиданный для руководства страны трагический оборот, потребовала концентрации всех сил на отпор врагу. В этих условиях органам государственной безопасности приходилось перестраиваться на военный лад, а не заниматься ведомственными разборками и поисками внутренних врагов. Враг был налицо, невиданно жестокий и могучий. В задачи Особой группы входили организация зафронтовой разведки и развертывание диверсионной борьбы в тылу врага. Но из-за репрессий этому подразделению явно не хватало профессионалов, подобных Серебрянскому. Начальник Особой группы Судоплатов обратился теперь уже непосредственно к Берии с просьбой освободить из заключения ожидавшего расстрела Серебрянского и еще ряд чекистов. Вот как он позже вспоминал об этом в своих мемуарах:

«В начале войны мы испытывали острую нехватку в квалифицированных кадрах. Я и Эйтингон, который в 1930-е годы был заместителем Серебрянского по СГОНу, предложили, чтобы из тюрем были освобождены бывшие сотрудники разведки и госбезопасности. Циничность Берии и простота в решении людских судеб ясно проявились в его реакции на наше предложение. Берию совершенно не интересовало, виноваты или не виноваты те, кого мы рекомендовали для работы. Он задал единственный вопрос:

— Вы уверены, что они нам нужны?

— Совершенно уверен, — ответил я.

— Тогда свяжитесь с Кобуловым, пусть освободит. И немедленно их используйте.

Я получил для просмотра дела запрошенных мною людей. Из дел следовало, что все чекисты были арестованы по инициативе и прямому приказу высшего руководства. К несчастью, Шпигельглаз, Карин, Малли и ряд других разведчиков к этому времени были уже расстреляны».

Позже Судоплатов не исключал, что о его служебной записке в Коллегию НКВД СССР непосредственно накануне войны и его повторной просьбе, адресованной Берии, относительно освобождения ряда находившихся в заключении чекистов было доложено лично Сталину.

Для лучшего понимания происходивших в то время событий остановимся на интересном эпизоде, о котором рассказал в одном из своих произведений известный российский писатель, ветеран советской внешней разведки, бывший сотрудник СГОН НКВД СССР, считавший Серебрянского своим учителем, Юрий Колесников:

«Июль 1941 года был на исходе. Шла пятая неделя войны. На чашу весов легла судьба Отечества.

Заседание Государственного Комитета Обороны давно закончилось. Последний задержавшийся в кабинете генсека ВКП(б) нарком внутренних дел Берия, выдержав паузу после затянувшегося разговора со Сталиным, тоже собирался уходить.

Берия уже стоял с папкой в руке, когда Сталин вышел из-за стола и в некоторой задумчивости, не торопясь, направился к двери. Однако, сделав несколько шагов, он остановился, медленно повернул голову в сторону шедшего рядом Берии и, как бы между прочим, спросил:

— Где тот эсер, который наповал уложил начальника жандармского управления Могилева?

Память наркома мгновенно подсказала исполнителя акции, но полной уверенности не было в том, что именно его имеет в виду генсек. Ошибиться очень не хотелось.

Сталин искоса скользнул взглядом по озабоченному лицу Берии и, недовольный недогадливостью соратника, нехотя пояснил:

— В Париже он возился с бандой Кутепова… Потом неплохо помогал немецким фашистам вывозить сырье из Норвегии…

— Серебрянский? — поспешно выпалил Берия, довольный, что память не подвела, но продолжать, на всякий случай, не стал.

Он хорошо знал своего хозяина. И в данный момент не обманулся: Сталин спрашивал о том, что самому было хорошо известно. В то же время с иронией ли говорит, что Серебрянский “помогал фашистам”, или нет? Определить сразу было непросто. Немецкие суда, загруженные в Норвегии никелем или цинковой рудой, редко достигали порта назначения. Что было тому причиной, он тоже знает.

Сталин спросил:

— Чем он занимается?

У Берии перехватило дыхание, но тут же сообразив, несколько сдавленным голосом ответил:

— В камере смертников дожидается приведения приговора…

— Что за чушь! Есть там у вас голова на плечах?..

Берия невольно подумал — “пока она есть” и объяснил о данном распоряжении воздержаться с исполнением приговора суда.

Оборвав его, Сталин неожиданно участливо спросил:

— Как он себя чувствует?

— Ничего, здоров.

— Это хорошо…

Явно удовлетворенный ответом, Сталин решительно шагнул к выходу. Стало ясно — именно это, последнее, интересовало его.

Прибыв в наркомат, Берия срочно вызвал к себе с “делом” Серебрянского начальника Первого специального отдела НКВД майора госбезопасности Леонида Фокеевича Баштакова.