Якорь в сердце - [84]
— Прошел медовый месяц, — тусклым голосом проговорил старший лейтенант. — Нужно было начинать жить. Поверь мне, что я в Саратове не приукрашивал условия на моем острове, скорее, наоборот. Поэтому я не ожидал, что Наташа воспримет все так трагически. Конечно, нет общества, нет развлечений. Но разве все так уж плохо? По вечерам электричество, слушай радио или смотри телевизор. А днем?
«Игорь, мне скучно, — жаловалась она. — У тебя своя работа, ты целый день на людях. А мне что делать? Смотрю на телефон на стене — и некому позвонить. Носи свои бумаги домой и работай здесь. Мне хоть не будет так одиноко…»
Но разве я имел на это право? Сам знаешь, какова наша служба. И мне нигде не было покоя. На посту, когда выпадал свободный час, меня одолевали мысли о Наташе: сидит, мол, дома одна — и я спешил к ней. Дома же волновался — мало ли что может произойти на службе. Я стал нервный, сердился на себя, на Наташу. Взрослый человек — не грудной ребенок, с которым нужно нянчиться. Почему бы ей не использовать свободное время для учебы?
Наташе эта идея понравилась. Она окончила техникум. Как будто появилась возможность поступить в университет. Ожидая ответа из Ленинграда, она усердно готовилась к вступительным экзаменам. Мы снова были счастливы. Но тут пришло письмо с заочного отделения. «…Не можем вас принять, так как у вас нет справки с места работы», — писал какой-то бюрократ. Вот вам, выкусите! Четыре дня подряд рыдала. Я, мол, погубил ее молодость и заманил сюда. Вспомнила давно отпущенный мне грех — мои россказни о приключениях и загранплаваниях. Наконец мне это надоело. Я хлопнул дверью и пошел спать в кабинет.
Наутро гляжу: моя Наташа надела брюки и как ни в чем не бывало играет с матросами в футбол. Стоит в воротах, веселая, озорная, и покрикивает на защитников. «Ну вот и слава богу», — обрадовался я. За обедом похвалил ее стряпню, деликатно намекнул, что, дескать, неплохо было бы, если бы Наташа взяла в свои руки нашу маленькую библиотечку.
«И не подумаю! — крикнула она мне в ответ. — Я официально признана бездельницей и буду жить, как подобает настоящему тунеядцу».
Я попробовал ее переубедить и так и сяк — не выходит. По утрам она вставала не раньше одиннадцати. Потом гоняла с матросами мяч, читала романы, а по вечерам наряжалась и отправлялась играть в домино или смотреть картину. Прошло время, и я снова попытался поговорить с ней: «Единственная женщина на острове, к тому же еще и жена начальника — разве так можно себя вести! Ничего не делаешь, со всеми матросами на «ты»!»
Наташа за словом в карман не полезла:
«Чего же ты хочешь? Чтоб я кричала: будьте так добры, пожалуйста, пасуйте мне мяч? И они чтоб тоже так говорили? Это же неестественно!»
К сожалению, ее веселье было только короткой вспышкой. Через неделю снова повесила нос.
«Ты был прав, — пожаловалась она, — твои матросы действительно считают меня только женой начальника. Ни одного дня больше не останусь на этом проклятом острове».
Что я мог ей сказать? У меня здесь свои обязанности. Нелепо требовать, чтобы молодая женщина вдруг сделала целью своей жизни мелкие заботы по хозяйству, выращивала кроликов и кур, заготовляла грибы и варенье для близких и дальних родственников и находила в этом удовольствие. Разумеется, при сильном желании можно было бы и на острове найти для себя занятие. Но попробуй предложить человеку писать картины или стихи, если его к этому не тянет?!
Как-то я упрекнул ее:
«А что, если б мы находились на полярной станции, где ночь длится шесть месяцев и снежные бураны не позволяют высунуть носа наружу? Там ведь тоже живут женщины. Работают — и счастливы?..» — «Я не трудностей боюсь, — ответила Наташа. — В том-то и несчастье, что здесь нет никакой борьбы. А сама с собой я бороться не умею».
В ее голосе звучало неподдельное отчаяние. Поэтому я чувствовал себя просто счастливцем, когда получил радиограмму, что нужно ехать в город в командировку. Повеселимся вместе, забудем все обиды, и наша семейная жизнь пойдет по-новому. Со всех ног бросился я к Наташе, чтобы сообщить ей радостную весть, но она не проявила к ней никакого интереса.
«Поезжай, — сказала она. — И привези себе новые пластинки». Я все еще ничего не понимал. «А ты?» — «Мне нездоровится». Меня одолевали дурные предчувствия. «А если говорить правду?» — «А по правде говоря, дело в том, что я больше не в силах лгать. Ни тебе, ни самой себе… Мне нужно уехать, иначе я погибну. Через неделю, когда я уберу квартиру и постираю все белье, я отправлюсь в Саратов…» — Варшавский вскочил на ноги, схватил механика за лацкан пиджака и притянул к себе. — Признайся честно! — прошептал он. — Тебе тоже кажется, что я тряпка, не сумевший своей любовью удержать жену?..
Не дождавшись ответа, он внезапно отпустил Лудзана и неестественно спокойным голосом объявил:
— Последний акт трагикомедии будет показан завтра на берегу. Но прежде и зрители, и исполнители должны хорошенько выспаться.
Щелкнул выключатель, и каюта погрузилась в темноту. Лудзан чувствовал, что Варшавскому необходим совет, утешение, но дать их не мог. Антон пробовал представить, как поступил бы он сам на месте Варшавского. Он стал думать о своей жене, и перед ним снова прошла в мельчайших подробностях вся их совместная жизнь. Когда Антона призвали на военную службу, он сразу попал во флотский оркестр. Они выступали чуть ли не каждый вечер: то на танцах в Доме моряков в Болдерае или во Дворце культуры рыбаков «Зиемельблазма», то на шефском концерте в парке культуры и отдыха. Потом наступила зима, репетиций и вечеров стало меньше, и руководитель оркестра вызвал Лудзана. «Я уже обо всем договорился, — сообщил он. — Среднее образование у тебя есть, не так ли? Значит, в марте поедешь в училище в Ленинград».
В сборнике представлено творчество трех латышских прозаиков. В. Кайяк — мастер психологически тонкого рассказа и автор увлекательных детективных романов. Сколь бы сложна ни была интрига у Кайяка — автора детективного романа «Чудо Бригиты», в ней обязательно проявит себя Кайяк — психолог. Интересная фабула — не единственное и не главное достоинство романа, оно — в постановке сложных психологических проблем. Творчество Г. Цирулиса хорошо известно русскому читателю. Новый роман «Милый, не спеши!» написан от имени журналиста, который становится участником расследования преступления.
Повесть "Товарищ маузер" переносит читателя в бурный, полный героических событий 1905 год.В огне русской революции выросли и закалились профессиональные революционеры-подпольщики, боевики, отважные борцы за дело рабочего класса. Их борьба была освещена романтикой подвига во имя счастья трудящихся.Книга содержит иллюстрации.
События, описываемые в приключенческой повести «Тобаго» меняет курс», относятся к периоду присоединения Латвии к Советскому Союзу. В центре повествования — команда торгового латвийского судна «Тобаго», находящегося во время этих событий в океанском плавании.«Три дня в Криспорте» — приключения советских моряков в зарубежном порту.«24–25» не возвращается» — повесть о поиске преступника.Авторизованный перевод с латышского Юрия Каппе.
В сборнике представлены произведения трех латышских прозаиков.Повесть М. Стейги «Последняя индульгенция», занимательная и остросюжетная, касается важных нравственных и социологических проблем.Роман Г. Цирулиса - иронический детектив, герои которого шесть молодых офицеров, только что окончившие Высшую школу милиции.Действие романа А. Колбергса происходит в то время, когда «застой» уже признается фактом, но еще никто не может сказать, когда он будет ликвидирован.Содержание:Миермилис Стейга. Последняя индульгенцияГунар Цирулис.
Эта повесть — о Риге времен оккупации, борьбы с фашистскими захватчиками. В центре пристального внимания авторов — люди. Кто есть кто? Война разделила довоенную Ригу на два лагеря.Книга содержит иллюстрации.
Иронический детектив Г. Цирулиса, герои которого шесть молодых офицеров, только что окончившие Высшую школу милиции.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.