Якорь в сердце - [80]

Лишь понемногу Герберт стал понимать, что на флоте товарищи такого безразличия долго терпеть не будут. Помимо всего прочего, морская служба ему нравилась и, представляя свое будущее, он чаще видел себя стоящим на командирском мостике, нежели томящимся в опоясанной лесами конторе новостройки.

Нельзя сказать, что поведение Берзлапы как-то резко изменилось, но по окончании занятий в учебном отряде его направили нести службу на быстроходном и юрком погранкатере. Здесь малейшая ошибка рулевого может погубить катер и всю команду. Это известно всем. Такое доверие окрылило парня. Он был доволен, что там ни говори.

А дальше? Об этом Герберту пока не хотелось думать. Быть может, он подаст заявление в военно-морское училище, возможно, после демобилизации пойдет матросом на какое-нибудь торговое судно и одновременно будет учиться заочно…

Ветер все свежел. Но это мало трогало Герберта. Куда больше обеспокоило его внезапное оживление в рулевой рубке. Что они там разглядели на экране локатора?

Вскоре, однако, Берзлапа успокоился. Если б случилось что-нибудь чрезвычайное, командир вышел бы на мостик.

II

Командир находился в каюте. Капитан-лейтенант Олег Закубенко знал, что инструкция предоставляет ему право принимать самостоятельное решение, если кораблю во время шторма грозит серьезная опасность. Но хотя инструкция и давала командиру свободу действия, он ею не воспользовался. Правда, ветер и волны угрожали безопасности корабля, но Закубенко полагался на отличную конструкцию катера — он не раз справлялся с волной и покрупнее этой. Конечно, команда устала, но он верил, что в случае необходимости второе дыхание позволит людям с удвоенной силой состязаться со стихией. Закубенко верил и своему начальнику — уж кто-кто, а капитан второго ранга Смиренин знает, что делает, раз не дает приказа уйти в укрытие.

Командир зашагал из угла в угол по крохотной каюте. Два шага туда, два обратно. Не обманывает ли он себя? Не выбирает ли путь наименьшего сопротивления? Указания нет, значит, можно сидеть сложа руки… Это же слепое и потому неверное понимание дисциплины. Не зря инструкция предоставляет командиру катера право самому судить об условиях и принимать самостоятельные решения…

Катер останется на боевом посту — это ясно. И, разумеется, не потому, что лично ему, Олегу Закубенко, не хочется отступать перед трудностями. Ночь темная, бурная, мало ли что может произойти в такую погоду. Особенно осенью, когда ветер поднимается неожиданно. Вот так же он дул неделю назад, когда судно стояло на базе.

Половина команды мылась в бане, другие смотрели кинофильм, старший лейтенант Перов готовился к завтрашней политинформации, он сам, командир корабля, отправился домой.

Тут и застал его Крутилин. Через пятнадцать минут они были уже в море, следуя на помощь терпящим бедствие рыбакам.

В тот вечер тоже волны были большие, но никто об этом и не думал. Жизнь людей в опасности, а катер подойдет к месту происшествия намного раньше спасательного буксира из порта.

Матросы держались молодцом. Взять хотя бы Берзлапу, который раньше казался командиру медлительным. Или того же Дзигутарова, который первым вызвался прыгнуть в море и поднырнуть с аквалангом в перевернутое рыбацкое суденышко, чтобы вытащить из кубрика потерявшую сознание женщину… Нет, с такими ребятами бояться нечего…

Катер резко накренился. Жалобно заныла цепь. В любой момент она могла лопнуть и вместе с якорем исчезнуть в морской пучине. Не разумнее ли все-таки сняться?

Но командир не нажал кнопку звонка, не вызвал боцмана. Он понимал, что в такую ночь все может случиться и надо смотреть в оба.

В Крыму, где он служил после окончания училища, ему приходилось действовать на учениях и за нарушителя. Его переодевали в гражданское платье и поручали высаживаться с моря на берег. Приходилось подходить к берегу и в моторной лодке, и на байдарке. Днем вплавь, когда пляж был полон людей. Ночью, когда даже моторы рыбацких лодок не нарушали тишины своим тарахтеньем. Иногда ему везло и удавалось добраться до берега. Конечно, товарищи в свое оправдание говорили, что трудно бороться с нарушителем, который так хорошо знает участок границы. Но им совершенно обоснованно возражали, что враг тоже изучает систему охраны наших рубежей. Закубенко хорошо это знал. Ведь он в свое время был партизанским связным.

С детства Олег увлекался рыбной ловлей. Немцы не обращали внимания на подростка, который каждый день являлся на пляж со своими удилищами, в шутку именовавшимися «жердями от голода», и ночными донными удочками.

Не подозревая, что мальчик знает немецкий язык, солдаты в присутствии Олега разговаривали о служебных делах, ругали недоступные кручи и заливы, которые им трудно было контролировать. Постепенно у него создалось полное представление о системе немецкой охраны. К тому же он знал все прибрежные воды восточного Крыма. Мало ли он здесь бродил с друзьями! Иной местный рыбак и не поверит, что в «залив контрабандистов» можно попасть пешком. Но Закубенко не раз пробирался во время отлива по узкой подводной дорожке, которая уступом тянулась вдоль крутых скал. Оккупанты не знали, что вода здесь только по грудь и именно этот залив нужно держать под контролем больше других. Немцы ограничились тем, что поставили два поста в конечных точках горной тропы.