Якоб решает любить - [76]
Прежде чем запереть двери, к нам в вагон запихали еще одного мужчину с дочками. У него была прострелена щека, ухо и волосы с той же стороны — обожжены. Дочери прижимали к ране отца платки, смоченные шнапсом. Его боль стала нашей спутницей на всю дорогу. Все мы уставились на его разорванную кожу, которая цвела черным цветком. Мы видели в ней угрозу, предвестие тех бед, к которым неотвратимо приближались.
Петру переполнял страх. Из его скупых ответов следовало, что он даже не знал, что он немец. Его отец женился на румынке, немецкая у него была только фамилия. Потом отец умер, но мать решила оставить его фамилию. Петру не знал ни где находится Германия, ни того, что эта самая Германия, к которой он вдруг оказался причастен, натворила за последние годы. Он не мог поверить, что всего лишь из-за фамилии ему уготована такая судьба.
Я протянул ему по куску хлеба и сыра, он пожевал немного, а остальное завернул в платок, на потом. У него с собой ничего не было, даже маленького узелка. Его нашли в пересохшем колодце на заднем дворе, и мать к нему даже не подпустили. До этого ему повезло: у него одна нога была короче другой, и его не забрали на войну. «В рубашке родился», — сказала ему мать. Она предсказывала ему удачу в жизни. Однако с русскими удача подвела его.
Люди в вагоне разбились на кучки и то шепотом, то вслух обсуждали наше положение. Почти у всех получалось, что выхода нет. Из вагонов для скота нас выпустят либо только в Сибири, либо уже на Украине. «Разница невелика, — сказал солдат, только что вернувшийся с фронта. — Не важно, где мы умрем, похоронить нас смогут только весной. Земля слишком твердая». Он начал рассказывать о своем походе в Россию, но вскоре его попросили замолчать. Никого больше не интересовала его война. Эти воспоминания больше никто не хотел слушать.
Петру уснул, положив голову мне на плечо. Меня тоже одолевала усталость, и, видя перед глазами две фигуры под фонарем, я уснул под шепот, стоны обожженного мужчины и механический ритмичный грохот.
Проснулся я оттого, что болело все тело. Я лежал головой на спине какого-то мужчины, а недавний солдат использовал вместо подушки мои ступни. Медленно вытащив ноги из-под его головы, я встал. Свободного места больше не осталось совсем, женщины и мужчины лежали вперемежку. Раздавался храп, воздух был какой-то пресный и спертый. Я посмотрел в щель, но не увидел ничего, кроме белой равнины и темного неба.
Понять, который час, я тоже не мог, русские отобрали у нас часы еще в грузовике. Однако на горизонте уже виднелась узкая щель, через которую день мог проскользнуть в ночь и растворить ее. Когда я проснулся опять, было уже светло. Некоторые женщины пытались умыться водой из бутылки, но их остановили: надо было сберечь воду для питья. Люди предпочитали вонять, чем умирать от жажды. При этом снаружи лежало столько снега, что нескольких минут хватило бы, если б только русские открыли двери во время остановки.
Никто не мог сказать, как долго стоит поезд, равно как и где мы находимся. Некоторые перекусывали скудным пайком, другие, у которых ничего не было, только жадно смотрели. Петру потянулся и вытащил из кармана платок с остатками еды. Две сестры пытались унять боль отца. Они тоже с тоской смотрели на снег, но не оттого, что хотели пить — его можно было бы приложить к ране.
Поезд простоял весь день. Но когда я проснулся на вторую ночь, мы ехали полным ходом, хотя и недолго. У какого-то полустанка посреди поля мы опять простояли много часов, и нам не оставалось ничего иного, кроме как глазеть на пустынную, вымершую землю.
Чтобы как-то ободрить Петру, я рассказал ему одну из легенд Рамины. Про Бога, чертей и все остальное. Когда-то Бог отодвинул небо — где тогда жили и черти — от земли, ибо не мог больше слышать причитания людей. Так появился vâzduh — пространство между небом и землей, населенное множеством добрых и злых существ. Однажды Бог вступил в жестокую битву с чертями, иногда казалось, будто они вот-вот одолеют его. Но Бог победил и сбросил чертей с неба. Они падали через vâzduh, и двенадцать пар из них повисли в разных местах.
— Как это у них получилось? — спросил Петру.
— Я не знаю, про это Рамина никогда не рассказывала. Но как-то они сумели, черти все-таки, — ответил я.
Поскольку чертям надо было как-то выживать, они сделали там, где повисли, двенадцать таможенных постов. Тот, кто хотел попасть к Богу, должен был сначала пройти через эти посты и подкупить чертей. Двенадцать раз душа мертвого должна предстать перед чертями и как-то уговорить, обольстить их. Двенадцать раз душе надо постараться, чтобы черти не забрали ее. Так они отомстили Богу.
— Почему ты все время говоришь о многих чертях? Наш священник всегда говорил, что дьявол только один, — заметил Петру.
— Рамина рассказывала, что их ровно двадцать четыре. Один ни за что не управился бы со всей работой.
