Яик уходит в море - [26]
Толпа перестала дышать. Все глядели на старика. Кое-кто, впрочем, искоса посматривал и на поручика. Виктор Пантелеевич отвел глаза в сторону. Теперь за всех хохотал Ивей Маркович. Он подбежал вплотную к поручику и восхищенно бодал воздух у его ног. Он падал от смеха на телегу. Его рыжие, веселые глаза сияли. Сзади на него набросились солдаты и поселковый начальник. Казак выскользнул из их рук, вскочил на дроги и тонко заорал поручику в самое ухо:
— Чего зенки телячьи пялишь? Чего брюхом трясешь? Слыхал? Свиньи окаящие! Отруби рассыпешь, матри, музлан!
Он дернул поручика за ногу. Тот покачнулся, осел на колени и ткнул казака кулаком. Ивей быстро пригнулся, нырнул с телеги солдату под руки, другому дал подножку. Заложив четыре пальца в рот, оглушающе и длинно свистнул. Офицер от неожиданности чуть не полетел с телеги.
— Пали, пали в них! — заорал Виктор Пантелеевич вне себя, выхватил из кармана пистолет и выстрелил вверх. — Вяжи их!
Солдаты замкнули «хивинцев» в круг, но брать не решались.
— А ну, казаки, помогите связать их, чтобы дыму не было. Ну, ну, чего там! Господин атаман, чего вороной стоишь! Высочайшим повелением они уже не уральцы, а арестанты!
Казачки от выстрела вскочили с завалинок, взвыли и бросились во дворы. По земле посыпались, словно мертвые мотыльки, белые семечки. На сырту высоко кружили вихри. На западе небо стало стеклянно-желтым, будто чудовищно большая кошка выпятила из-за облаков свои круглые глаза. Шли тучи. Ветер усиливался. Вот как скоро может измениться погода!
— Забирайте у них все. Под метелку! — орал Виктор Пантелеевич. — Продавайте с молотка. Ишь, нагуляли брюхо-то!
Поднялась суматоха. Многие побежали с площади. Их задерживали, они сопротивлялись. Нашлись казаки — Вязниковцевы, Гагушины, Игнатий Вязов. Ноготков, полуказак Лакаев, — они подскочили к несогласным и начали вязать им руки. Офицер соскочил с телеги:
— Прикладами их!
Василист видел, что Виктор Пантелеевич горячится, как на охоте. Глаза поручика сверкали, словно на него налетела стая гусей. С размаху он ударил рукояткой пистолета Ивея Марковича. Алая, липкая кровь каплями побежала по рябой щеке казака. Как изменились старики при виде казачьей крови, пролитой чужаком на их глазах. Страшная оторопь, немой ужас легли на их лица. У изб забились в припадке кликуши. Они видели, как Кабаеву крутили руки за спину. Но он и не сопротивлялся. Он стоял не шевелясь. Он даже не глядел на своих врагов… Длинный нос его был обращен к небу, и вдруг он запел исступленно и страстно:
— Живый в помощи вышнего, крове бога небесного!..
Трое кулугуров подхватили песню. Они пели взволнованно и самозабвенно. Казакам стыдно было вязать своих же станичников. Особенно во время святой песни. Солдат же это разъярило еще больше:
— Ну, повойте еще…
Они толкали певцов прикладами в спины, гнали во двор. Жена. Ивея, маленькая Маричка — черные волосы, темные глаза, ярко румяные с прожилками круглые щеки — глядела с дрожью на кровь мужа.
— Гоженький ты мой! Ярой ты мой!
Дольше всех не могли связать Маркела Алаторцева и Бонифатия Ярахту. Даже на земле они не давались, отбиваясь ногами. И вот тут, — это видели Настя, Василист, весь поселок, — Клементий Вязниковцев пнул каблуком Маркела Евстигнеевича в зубы. Это было невероятно. Василист почувствовал, что ему сразу стало трудно дышать. В глазах у него заплясали оранжевые круги… Убить, раздавить эту гадину! Василист бросился вперед, хищно, словно когти, растопырив пальцы рук. Сверстники с бранью оттащили его в сторону. Он жалко по-щенячьи взвыл, закрыл лицо папахою и, пошатываясь, пошел с площади. На углу на него налетел вихревой столб, обдал песком и побежал по площади, вырастая в оранжевого великана. Эх, если бы Василист вдруг стал вот таким же буйным исполином!.. Два молодых голубя угодили в вихрь. Их с силой подбросило, закрутило и впереверть понесло по земле.
Вот тут-то мимо Василиста, обгоняя его, прошла с площади Лизанька Гагушина. На ней была синяя кашемировая шаль. Она волновалась. Возможно, что она хотела остановить Василиста. Казак подумал об этом, увидав, как часто мигала она черными своими ресницами. Серые глаза ее смотрели тревожно. Василист знал, что вот сейчас, неожиданно, как обрыв, начнется — или большое, большое счастье или столь же огромное горе. Он же в самом деле любил ее! Но она шла мимо. И он неожиданно для себя с ненавистью посмотрел на ее милый с черными косами затылок. Подумал о лишаях и лысине ее брата Мирона… Так и разошлись они тогда, не сказав друг другу ни слова. Василист сам не знал, чего, ему хотелось: обругать ее за отца и брата, или с тоской и нежностью схватить ее на руки и унести от этой свары.
В сумерки Василист лежал у себя в горнице. Возможно даже, что он плакал. Во всяком случае, зубы его выбивали мелкую дрожь. В голове у него скакали слова:
Как это было глупо!
От этого становилось на душе еще досаднее и горчей. Хлопнула дверь. Неслышно ступая, вошел Виктор Пантелеевич. Он ввалился в их дом, как будто ничего не случилось. Больше того, он встал в дверях, упершись в косяки, и весело крикнул:
В своих автобиографических очерках «Годы, тропы, ружье» В. Правдухин знакомит читателя с природой самых разных уголков и окраин России. Оренбургские степи, Урал, Кавказ, Сибирь, Алтай, Казахстан — где только не приходилось бывать писателю с ружьем и записной книжкой в руках!В книге немало метких, правдивых зарисовок из жизни и быта населения бывших российских окраин, картин того, как с приходом советской власти в них утверждается новая жизнь. Правда, сведения эти любопытны сейчас скорее для сравнения: не теми стали уже Урал и Сибирь, Алтай и Казахстан.
Остров Майорка, времена испанской инквизиции. Группа местных евреев-выкрестов продолжает тайно соблюдать иудейские ритуалы. Опасаясь доносов, они решают бежать от преследований на корабле через Атлантику. Но штормовая погода разрушает их планы. Тридцать семь беглецов-неудачников схвачены и приговорены к сожжению на костре. В своей прозе, одновременно лиричной и напряженной, Риера воссоздает жизнь испанского острова в XVII веке, искусно вплетая историю гонений в исторический, культурный и религиозный орнамент эпохи.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В однотомник избранных произведений Ивана Ермакова (1924—1974) вошло около двух десятков сказов, написанных в разные периоды творчества писателя-тюменца. Наряду с известными сказами о солдатской службе и героизме наших воинов, о тружениках сибирской деревни в книгу включен очерк-сказ «И был на селе праздник», публикующийся впервые. Названием однотомника стали слова одного из сказов, где автор говорит о своем стремлении учиться у людей труда.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В годы войны К. Лагунов был секретарем райкома комсомола на Тюменщине. Воспоминания о суровой военной поре легли в основу романа «Так было», в котором писатель сумел правдиво показать жизнь зауральской деревни тех лет, героическую, полную самопожертвования борьбу людей тыла за хлеб.