Ягоды бабьего лета - [23]

— Владик, идем же! Чего ты застыл как изваяние?

В ресторане Владислав много пил, пытаясь растворить в вине осадок от всего, что произошло в офисе. Его мутило и от вина, и от Стеллиного презрительного взгляда, и от ее духов. Настроение было испорчено бесповоротно. Разумеется, ни о каком театре этим вечером не могло быть и речи. Они язвительно подкалывали друг друга, причем у Стеллы это получалось остроумнее и больнее. Она почти в открытую смеялась над ним, а он неумело огрызался, зациклившись почему-то на ее физических недостатках: многочисленных родинках на ягодицах и слишком полной нижней губе. Наконец атмосфера накалилась до такой степени, что дальше находиться в заведении, предназначенном для отдыха и веселья, не было никакой возможности. Стелла с побелевшим от злости лицом, не дожидаясь, пока Владислав расплатится с официанткой, резко сорвала со спинки стула сумочку и вышла из зала. В такси они не разговаривали, отвернувшись каждый в свою сторону.

Дома Владислав дал волю нервам, выпустил пар до отказа. Начал с засевшей занозой фразы:

— Иди, прими душ, а то блевать тянет от твоих духов. И запомни: твою врожденную порочность не залить никакими духами!

— Что ты сказал, скотина? Это меня тошнит от твоего блеянья, козел кастрированный!

— Заткнись, дрянь, или я…

— Или что? Ну! Ударишь? Убьешь? Ха-ха-ха! Не из того теста тебя слепили, чтобы так угрожать. Телок! В тебе мужского — только тяга к алкоголю и ширинка на штанах!

— Вон как запела! А давно ли пылала ко мне страстью, прямо в офисе, еще при отце? Или теперь тебя другой раскладывает на твоем огромном столе? Уж не наглец ли наш дизайнер? Что? Прямо в точку? А-а-а! Теперь я понял, чем воняло в твоем кабинете! Мужским потом! Это от его запаха ты пыталась отделаться при помощи своих дурацких духов? Сука!

Владислав бросился к ней с поднятой ладонью, горя желанием отхлестать ее по щекам. Но Стелла, нутром почуяв опасность, быстро развернулась и побежала на второй этаж, легко перескакивая через две ступеньки. Владислав, ослепленный яростью, бросился за ней, но, будучи сильно «под мухой», преодолел лестницу не так резво, как жена. Когда он, тяжело дыша, добрался до спальни, то оказался перед запертой изнутри дверью. Владислав несколько раз ударил в дверь кулаком, затем пнул ее носком ботинка и, крикнув напоследок: «Никуда не денешься, сука!» — пошел вниз, в гостиную, чтобы приложиться к бутылке с ромом.

А утром Стелла как ни в чем не бывало надела спортивный костюм, выбежала на прохладный утренний воздух и затрусила по дорожке между корабельных сосен, верхушки которых забрызгало золотистой охрой раннее солнце. Владислав, мучимый страшным похмельем, встал поздно и, наскоро сполоснув опухшее лицо, сел у телевизора с чашкой крепкого кофе. Весь выходной день они не обмолвились и словом. Стелла после пробежки и плавания в бассейне готовила себе вегетарианские салаты и суп (прислугу по выходным отпускали), потом читала в библиотеке роман, а ближе к вечеру куда-то уехала. Вернулась она поздно, когда Владислав уже спал. Днем он провалялся в постели, листая газеты и временами вставая, чтобы заварить очередной кофе, вечером смотрел футбольный матч, да так и уснул, не выключив телевизор.

III

Люба шла по окраинной улице Сергино, небольшого, но красивого своей стариной города. Щедрое солнце ранней осени выбелило древние стены храмов, согрело их позолоченные маковки, а заодно и птиц, густо облепивших карнизы, и старушек на лавочках, и алую рябину в палисадниках. От всего этого на душе было радостно, тихо и светло.

Волнение, возникшее у Любы сразу по приезде в Сергино, постепенно улеглось. Она твердо решила, что представится директору дальней родственницей Игоря и будет вести себя сдержанно, без лишних эмоций, постарается не слишком привлекать к себе чужое внимание. «Это нужно прежде всего для него, для его душевного спокойствия, — рассудила Люба. — Еще неизвестно, что с ним произошло, как он себя чувствует, насколько серьезна его болезнь».

Люба никогда не сталкивалась с подобным явлением, когда человек теряет память. И сейчас, настраивая себя на встречу с Игорем, она действовала интуитивно, так, как ей подсказывало сердце.

Здание интерната располагалось в старом неухоженном парке, вокруг которого кое-где сохранилась чугунная ограда. Люба вошла в настежь открытые ворота, когда-то представлявшие собой ажурное чугунное литье, и остановилась, чтобы перевести дыхание. В глубине аллеи из вековых вязов и лип, которая начиналась от самых ворот, был виден двухэтажный дом.

«Наверное, барская усадьба в прошлом», — подумала Люба и медленно пошла по выщербленной дорожке к дому. Она смотрела на его высокие окна, за которыми текла своя, отрешенная от внешнего мира жизнь, и невольно искала в каком-нибудь из них родное лицо. Но окна равнодушно взирали мутными стеклами на старинный парк, и не единого движения за ними Люба не заметила.

Она поднялась и дернула за скобу ручки, обшитой стальным листом двери. Дверь не поддалась. Люба растерянно оглянулась. Вокруг никого не было.

«Какое-то мертвое царство», — подумала она и еще раз дернула дверь, но лишь потом, скользнув по стене взглядом, заметила кнопку звонка.