Начальник смены АЭС Изюмов, бритый наголо, в лавсановом костюме, но без чепца, встал и подошел к Пробкину.
– Здорова, Фомич! – Во всем облике начальника смены была какая-то удручающая печаль. Большие черные глаза смотрели на Пробкина несколько виновато. – Белая, говоришь, кость? – Изюмов вяло улыбнулся. – Сейчас, Фомич, ты – белая кость, самая что ни на есть. Без тебя хоть вешайся… – сказал он, внимательно вглядываясь в старого мастера.
Пробкин покраснел от смущения, стушевался, глаза как-то беззащитно забегали. Не часто его в жизни-то хвалили.
«Приятно это бывает, приятно… Да-а…» – подумал Фомич и крепче обычного пожал в ответ руку Изюмова.
Начальник смены был подчеркнуто уважителен.
– Вот, Фомич, видишь? – Изюмов подвел его поближе к экрану. – Думаю, через час состыкуемся и потянем. Но легко сказать… Топливная урановая сборка деформировалась, разрогатилась в канале. Потянешь – начнет драть стенки канала. Ядерная труха вниз посыплется, в «гусак», но и наружу, на пол центрального зала, будет сыпаться, когда скафандр потянет ее в себя. Вот тут твоим орлам придется покумекать.
Фомич слушал с серьезным лицом. Глаза задумчиво смотрели на экран телевизора.
«Покумекаем… – думал он с грустью. – На пол-то упадет не просто ядерная труха с активностью атомного взрыва, там будут еще куски ТВЭЛов (тепловыделяющих элементов)… Каждый из которых – что твоя нейтронная бомба…»
Изюмов вдруг глубоко заглянул в глаза Фомичу и тихо спросил:
– На какую сумму выписали аккордный наряд?
Фомич махнул рукой. Этот вопрос его особенно не интересовал, был как бы само собой разумеющимся. Главное для него – работа! Это главное.
– Да так… По полтора куска… И спирт для профилактики…
– Проси больше… Уступят… Фомич снова смущенно махнул рукой:
– Да куда нам… Да ладно…
Изюмов как-то странновато посмотрел на старого мастера.
– Зря это ты… – тихо сказал он, подошел к столу, взял заполненный и подписанный директором наряд-допуск. – Вот тебе наряд… Петрович подписал… Видишь – по пять рентген на нос… Годовая доза… Но сам понимаешь…
То, что наряд-допуск подписал директор, или, как его все уважительно звали, «Петрович», обрадовало Ивана Фомича. Он-то хорошо знал, что подпись эта – результат их недавней дружеской беседы…
Любил Пробкин своего тезку, старого директора Ивана Петровича Булова. Вместе с ним работали в период ядерного штурма там, за хребтом, когда первую атомную делали… Самоотверженный, бесстрашный мужик… Уж насколько бывалый в ядерном деле сам Пробкин, а перед Буловым и сейчас смущение испытывает. Хотя они с ним друзья и на «ты». Один Фомич на АЭС и называет Петровича на «ты». Да имеет на это право. В самом огне они вместе варились, все издержки лихого ядерного дела на свое здоровье списали. Мно-ого их было, таких Буловых да Пробкиных… И теперь вот самое тяжкое старая гвардия должна взять на себя. А молодым после них, может, и лучше будет.
Вызвал три дня назад Булов Пробкина. Дружески обнял. Усадил. А сам от окна к стене прохаживается. Крупный мужик. Голова большая, гордая. Совсем седой. Лицо отекшее. И руки… Как-то он их странно держит. Будто только что обжег ладони и теперь держит на весу, как бы дует на них…
У Ивана Фомича одна ладонь обструплена и оголена до голого мяса ядерным ожогом, а у Петровича – обе. А с недавнего времени левая рука сохнуть стала.
– Ну, Фомич, – Булов остановился рядом и положил свою горячую руку на плечо Пробкина, – снова нам доля выпала…
– Да, Петрович, выпала… – сказал Фомич, с любовью глядя на старого товарища.
– Понимаешь, нижнюю ремонтную машину конструируют сейчас на опытном заводе. Даже образец сделали. Но что-то не идет пока. Придется мастерить самим на скорую руку…
Булов вдруг взял стул и сел против Фомича.
– Нам с тобой, Ваня, друг от друга скрывать нечего. Кроме нас двоих да бывалых гвардейцев из твоего цеха, посылать на это дело никого не могу. Не имею морального права… Давай договоримся так: ты со своими орлами выдираешь центрального «козла», я руковожу ликвидацией остальных. Лады?
– Об чем речь, Петрович?.. – мягко сказал Фомич, ощущая плечом через лавсан тепло директорской руки. – Все сделаем в лучшем виде…
– Но учти… – Булов пытливо заглянул в глаза Пробкину. – Будет перебор дозы. И большой… А я имею право подписать только пять рентген. А?..
– Да я же все знаю, Петрович… Все знаю… – растроганно сказал Пробкин. – Наверх-то это не объяснишь…
– Да… – сказал Булов, пряча повлажневшие глава. – Если не мы с тобой, тогда кто ж? Молодые?.. Жалко… Понимаешь, где тонко, там и рвется. Не успевают с ремонтной машиной. И дело не в том, что наверх не объяснишь. Там ведь тоже такие, как мы с тобой, есть. Но есть и порядок вещей, понимаешь… И не мы его с тобой придумали, и не они… История… Мы ведь не только энергию отпускаем… Вот такие дела… А у нас с тобой, Фомич, опыт громаднейший. Видишь?.. – Булов подмигнул Пробкину отекшим веком и повернул вверх ладони. В глубине обструпленных ран, под белесоватой пленкой, краснела живая плоть…
Фомич бережно тронул своей корявой рукой горячую руку директора.
– Спасибо, Ваня… Я знал… – растроганно сказал Булов. – Подписал тебе и твоим орлам аккордный наряд по полторы тыщи на брата. Это все, что я могу… Конечно, не в деньгах тут дело, но… Труд-то есть, и огромный… – Булов помолчал. – Спирт возьмите сколько нужно для дела, но не злоупотребляйте.
