Шли в сторону блочного щита управления. Маленький, головастый Вася Карасев, комбинезон на котором был велик не по росту. Особенно сильно топорщился на заду, делая фигуру смешной и несуразной, но все же не скрывал площины его тела. Длинный, тощий, мосластый Дима, комбинезон был ему коротковат, и штанины натянуто обрывались много выше щиколоток. На ходу он нервно подергивал плечами, как ножки циркуля переставляя прямые ноги, отчего весь корпус его слегка покачивался из стороны в сторону. Мощный, атлетического сложения Федя, чуть сутулый и со спины похожий на большого белого медведя, вставшего на задние лапы, шел размеренной, не шаткой походкой, и плавные складки на его лавсановом, чуть небрежном костюме переливались, словно шкура зверя, отяжеленная жиром.
Старый мастер Иван Фомич Пробкин шел чуть впереди, среднего роста, заматеревший, прямой, как обрубок толстого бревна, с выпирающим животом, в тесноватом и сильно натянутом в пахах и на заду лавсановом костюме. Слегка откинутая назад голова и контрастные бульдожьи складки на буроватого цвета лице придавали его облику вид властный и решительный.
Передвигался он плавно, мелкими быстрыми шажками, и во всей фигуре его чувствовалась неприостановимая жажда деятельности. На ходу он пыхтел, дышал шумно, с хрипом, посверкивая по сторонам цепкими хозяйскими глазками, придирчиво осматривая все вокруг.
У входа в помещение блочного щита управления атомной электростанцией Фомич приказал, хрипло прокашлявшись:
– Вы тут, братцы, постойте, а я проведу… как ее… – он смущенно хехекнул. – Рескогносцировку? Так? – и тут же сморщился. – Хоть убейте меня, мальчики, а вот не могу переносить этот холодный энергоблок, его пластикатовую вонючую тишину.
– Послал бог работку! – буркнул Дима, потирая руки. – Твоя правда, Фомич. Скорее проводи росгосциновку. Руки чешутся…
Похохатывая, Фомич дружески похлопал Диму по костлявому плечу, как добрую лошадку, которая не подводила.
Красные, мокнущие глаза Васи Карасева были пытливо ожидающими. Он сунул руки глубоко в карманы и натянул комбинезон вниз. Площина груди обозначилась четче, а штанины сморщились в гармошку.
– Пенек поддерживаешь, Карась? – хрипло, с прострелом засмеялся Фомич и хлопнул Васю по вспузыренному на заду лавсану. – Тьфу ты! – шутливо выругался Фомич. – Думал, тут окорока, а у тебя, Карась, форменный наждак. Всю руку ободрал.
Вася притворно взвизгнул и отскочил в сторону, потирая задницу.
– У, ёк-макарек, Фомич! Лапа у тебя отцовская. Пить дать – фингал подвесил…
Федя стоял сутулый, с покатыми плечами. Огромные, мощные руки повисли в нерешительности и будто ждали приказа. Асимметричное лицо его было угрюмым.
Фомич зыркнул на него подозрительно, но ничего не сказал и по спине не стал похлопывать.
Подумал только, что Федя ближе к делу мрачнеет, стало быть, злее будет в работе.
Он скрылся за дверью.
Войдя на блочный щит управления атомной электростанцией, он весь как-то переменился, остановился нерешительно, поджидая, когда освободится начальник смены АЭС, делавший запись в оперативный журнал.
Соприкосновение с атомными управленцами всегда несколько смущало Пробкина, на лице его невольно появлялась какая-то заискивающая улыбочка, голос приосаживался, становился почти ласковым.
Вообще-то он уважал атомных управленцев. Дело у них, что ни говори, сложнейшее. Одним словом – «белая кость», аристократы атомной технологии. Себя же и своих гвардейцев Фомич причислял к «черной кости», но о рабочей гордости своей никогда не забывал, всепроникающую нужность свою чувствовал постоянно, и ощущалось это даже тогда, когда он невыгодно для него самого преображался внешне в несвойственной ему обстановке.
«Белая кость, белая… а активную зону спалили… И теперь без нас, черной кости, – ни гугу…» – думал он, осматривая приборы блочного щита управления и отметив про себя некоторую вялость в фигурах операторов.
Блочный щит управления, как и вся атомная электростанция, «молчал», и это действовало удручающе. Работал только телевизор, вмонтированный в центральную панель щита операторов. На голубом экране четко был виден плитный настил реактора.
«А вот и РЗМ подкатывает, – обрадованно узнал Пробкин знакомую картину, – выруливает на координаты разрушенной урановой кассеты…»
Мощный цилиндрический защитный контейнер РЗМ, внутри которого находился скафандр с инструментом, слегка вздрагивал при движении.
«Хитрое устройство этот скафандр! – всякий раз, думая о нем, радостно удивлялся Иван Фомич. – Он тебе и разуплотняет технологический канал, и стыкуется с ним, и вытаскивает отработавшую урановую кассету, и тут же вставляет свежую, и уплотняет канал. И все это может делать при работающем реакторе! Хитрая машина!..»
И хотя с некоторых пор он досконально проник в тайну этого устройства, поскольку своими руками, с помощью, конечно, своих удальцов, разобрал, отремонтировал, собрал и наладил этот агрегат, все равно какая-то сверхъестественность его возможностей продолжала удивлять.
– Ну, белая кость, здорова! – мягким, заискивающим голосом сказал Фомич, заметив, что начальник смены кончил писать. – Когда начинать будем? Мои орлы уже в нетерпении. Рвутся в бой!
