Ядерное лето 39-го - [106]

– Требует, чтобы мы остановились, – отозвались сверху. – И связь с командованием.

– Шит…

– Мне тормозить, сарж?

– Да, – сквозь зубы процедил сержант.

– Пароль: три звезды! Скажите им—три звезды, – крикнул Балашов.

Разумеется, это было чистой воды бредом – но какой-то пароль для «своих» американцы обязаны были предусмотреть. И какой-нибудь сержант или капрал, максимум лейтенант – более крупная птица навряд ли окажется в передовой машине, которой при любой заварушке достается первая же очередь или граната – не может быть уверен, что знает все такие пароли.

– Шит… – повторил сержант Рамирес. – Дерьмо. Фрэнк, на каком канале ротный?

– На пятом…

– Шит… – гарнитура в ухе выдавала только треск помех, хотя только что связь со второй машиной работала безупречно. И что делать? Валить придурка? Но если это и впрямь один из этих долбаных цэрэушников?

Тот уже был совсем рядом с машиной. Словно услышав мысли сержанта, он опустил руки, взявшись за лацканы легкого пиджака, и белозубо улыбаясь, приподнял их, демонстрируя обтягивающую торс футболку. Мол, никакого «жилета камикадзе», никакой взрывчатки – я чист, парни, я – свой!

Пожалуй, именно его улыбка подействовала на Рамиреса больше всех прочих деталей. Смертники, одноразовое пушечное мясо, расходный материал войны, так не улыбаются. Похоже, это действительно свой…

Но, разумеется, сержант был профессионалом и, выбираясь из машины, все время держал незнакомца на прицеле.

На плече вылезавшего натовца Балашов заметил нашивку – две буквы «А» в голубом круге. 82-я воздушно-десантная дивизия, All American, всплыло в памяти откуда-то издалека, из прошлой жизни – и тут же забылось за полной ненадобностью здесь и сейчас.

Американец был на голову выше капитана, а с учетом бронежилета, набитого магазинами разгрузки, каски и прочего барахла – раза в полтора толще. Свой автомат он держал одной рукой, второй придерживая дверцу «хаммера».

– Какого хрена тебе нужно, приятель?

Балашов широко улыбнулся… и, продолжая улыбаться, резко вскинул правую руку и дважды выстрелил в лицо десантника. Пробитые тактические очки разом стали багровыми, американец начал заваливаться назад. Рванувшись вперед, капитан отшвырнул труп от двери, распахнул, послал две пули в сидевшего за рулем, довернул пистолет – з-зара-за, сидевший на заднем сиденье уже успел выскочить, ладно, потом разберемся – и отскочил назад, вскидывая пистолет. Тот, наверху, тоже был парень не промах и не стал ворочать свою бандуру, а попытался выдернуть из кобуры пистолет, но второпях зацепился, а чертов русский уже целится в него… а-а-а-а-а!

Упав на асфальт, Балашов перекатился влево, ловя на мушку песочного цвета ботинки на той стороне машины. Сверху коротко простучала очередь, но «хаммер», как тот крокодил из мультика, был большой, но плоский, и сейчас это играло на капитана – последний оставшийся в живых из экипажа попросту не видел его за широким корпусом…

…и не ждал, что русский вдруг появится сбоку от него.

Только теперь Балашов позволил себе короткий взгляд на второй «хаммер». Тот по-прежнему стоял на перекрестке, и рядом с ним уже маячили фигуры – но все произошло слишком быстро, и те, во второй машине, пока еще не успели понять, осознать, что едва различимые хлопки пистолетных выстрелов поставили точку на первом экипаже. Это не может длиться долго, боевого опыта 82-й не занимать. Сейчас они опомнятся и начнут…

Капитан вскочил на капот, оскальзываясь второпях, подобрался к крыше и, схватившись за край бронещитка, развернул турель. При этом убитый янки сполз вниз – тем лучше, ты, приятель, был здесь уже совсем лишний…

Он успел вовремя – первые пули тонко взвизгнули, выбив из брони снопы искр. Но это пока была всего лишь М-16, а самым опасным сейчас был тот, кто согнулся за таким же… н-на, н-на, получи!

Наверное, он опередил американца на долю секунды, крохотный миг – но на войне именно такие временные отрезки чаще всего решают, кому из двоих жить, а кому…

Две сотни метров – не расстояние для пуль крупнокалиберного «браунинга», очередь которого в самом прямом смысле смела с крыши «хаммера» турель вместе со стрелком. Вернее, с его верхней половиной – увидев, что свалилось к нему вниз, водитель, дико заорав, вдавил педаль газа, одновременно перекинув ручку на «задний ход». Но пули были быстрее, следующая очередь заставила лобовое бронестекло разом покрыться паутиной трещин, а затем лопнуть… и пошла дальше, с почти одинаковой легкостью протыкая пластины жилета, мясо, кости и снова пластину карбида бора, спинку сиденья и металл днища.

Капитан опустил гашетку, увидев, как из развороченного пулями капота выплюнуло черно-красный клуб дыма. С этим броневиком было уже все, и стоило поберечь патроны для следующей цели, которая наверняка вот-вот появится из-за поворота – но сначала надо было разобраться с оставшимися янки. Они уже успели – профессионалы, как-никак – попрятаться за машинами, но это их не спасет, на такой дистанции пятидесятый калибр разнесет любую легковушку… где же они, черт… разбегались каждый в свою сторону… вправо-влево… ага, вот!

Десантник слева начал стрелять первым, короткая очередь прошла над плечом капитана. Чуть-чуть в сторону – и было бы все, но пока обошлось. Балашов развернул пулемет, нажал гашетку – серенькая машинка буквально взорвалась облаком искр и стеклянных осколков, позади нее мелькнуло что-то темное. Готов? Капитан приподнялся над щитком, и почти сразу же что-то ударило его в грудь, ниже шеи. Вроде бы и несильно, но почему же так подгибаются ноги? Справа, выстрел был справа, развернуть, достать…