Ядерная ночь. Эвакуация - [10]

«Вот это да!» — единственное, что пришло мне в голову, когда наши машины въехали в Думаново. За неполные сутки посёлок преобразился, полностью подтверждая старинную пословицу про жареного петуха и ягодичную мышцу.

Убежища уже не выглядели сляпанными на скорую руку времянками — вместо чахлых навесов возникли гораздо более продуманные сооружения на базе трейлеров, собранных, очевидно, по всему шоссе.

Типичной конструкцией, как я заметил, была спарка из двух тентованных прицепов, поставленных на расстоянии пары метров друг от друга. Промежуток между ними перекрыли настилом из досок, а поверху натянули крышу из плотного и гибкого пластика. Судя по бочкам, стоящим под одним из концов этого настила, туалеты решили оборудовать внутри — вполне, на мой взгляд, разумный ход, учитывая нынешние времена. Вход в убежище был также организован через тамбур.

— Это чья же идея?

— Стоцкий постарался. Носился, носился, а потом сказал, что не фига огород городить, и, если есть в наличии такие удобные модули, как дальнобойные фуры, то грех их не использовать.

— Как думаешь, десять минут господа генералы подождут?

— Посмотреть хочешь? — догадался друг.

— Угу.

Вместо ответа Виталик вывернул руль, и «кукурузер», перемахнув неглубокий кювет, выехал в поле.

На борту ближайшего к нам убежища крупными буквами было написано «Poztel Poznan». «Ага, польская фура, — машинально отметил я, разглядывая грубо сколоченную лестницу в пять ступеней, ведшую на помост. — Грубо, но надёжно!» Под настилом я заметил какие-то тюки и десятка два пятилитровых пластиковых бутылок с водой — надо полагать, чтобы к колодцу постоянно не бегать, их массово привезли на машине.

Вежливо постучавшись, мы вскарабкались по лестнице и, откинув брезентовое полотнище, прикрывавшее вход, вошли. Сразу за входом был оборудован переходной тамбур, представлявший собой раму из реек, обтянутую всё той же полиэтиленовой плёнкой. Похоже, подобные идеи витают в воздухе.

Пара деревянных столов и лавки при них были взяты из расположенного здесь же в посёлке магазинчика, торговавшего всякими «дачностями» — грубыми деревянными скульптурами, садовой мебелью нарочито грубой, «деревенской», выделки и прочими произведениями народных ремёсел.

Выгородка в дальнем конце не оставляла сомнений в своём предназначении, тем более что на ней висела картонная табличка с аккуратно выведенной надписью «Свободно!».

В собственно жилые помещения вели две прорезанные в тентах фур «двери». Не успели мы как следует осмотреться, как «дверь» слева открылась, и оттуда выглянула пожилая женщина:

— Вы к кому, товарищи?

«Хм, надо же, как быстро это обращение вернулось. Правда, даме лет под шестьдесят, так что для неё оно, возможно, и привычнее…»

— Я комендант района — капитан Заславский, — пришлось снова снять противогаз. Похоже, что скоро этот жест станет для меня таким же привычным, как для современной молодёжи вытащить наушник плеера при начале разговора. Хорошо ещё, что у меня не старая цельнорезиновая «гэпэшка», а то бы все волосы при этих манипуляциях себе повыдёргивал. — Вот, зашёл посмотреть, как люди устроились.

— Василий Семёнович, если я не ошибаюсь? — Женщина водрузила на нос очки, до того висевшие на изящной цепочке на шее. Чем они ей могли помочь в полумраке убежища, было непонятно, скорее всего такой же привычный жест.

— Да, именно так.

— Ну вот, сами видите, не хоромы, конечно, но и не в чистом поле бедуем. Нас со Светланой Владимировной дежурить оставили, а все остальные на работы ушли. Вчера вечером так на общем собрании посёлка решили.

— А поподробнее можно? — похоже, что это было новостью и для Виталика.

— Да всё элементарно, — женщина поправила очки, и в её голосе появились лекторские интонации. — На такой блок, как наш, приходится человек двадцать, может — тридцать. Тут уж как повезёт. Фёдор Александрович объяснил, что впятером домик такой оборудовать — часов пять занимает, а если десять человек — то всего два. Ну вчера и поделили обязанности. Часть мужиков наших вместе с военными по шоссе грузовики собирать уехала, часть — за дровами в лес, а часть — строить. Вон, слышите, молотки стучат.

— Разумно, что тут скажешь! А по деревням развозить уже начали?

— Туда больных и семьи с маленькими детьми в первую очередь повезли.

— Простите, а как вас зовут? — Общаться безлично уже становилось неудобно, да к тому же тётенька, похоже, из «активисток», так что не мешало бы взять полезного члена общины на заметку.

— Валентина Сергеевна Молчанова. Из Москвы. Преподавала до… — она запнулась, — войны в Плехановском. На факультете экономики торговли и товароведения. Доцент, — чётко, чуть ли не по-военному отрапортовала женщина.

— Очень приятно. Ну а нас вы, похоже, знаете?

— Да, ещё по вчерашнему митингу запомнила.

Снаружи послышались громкие голоса, но слов разобрать не получилось.

— О, геморрой ходячий припёрся! — сварливо пробормотала Молчанова.

— Это кто такой?

— Да Дробченко, — и, видя, что фамилия мне ничего не говорит, она пояснила: — Вы ему ещё вчера взбучку задали.

— Префект, что ли? — Виталик сориентировался быстрее меня.

— Он, придурок несчастный! Всё ходит, кусочек власти урвать пытается!