Яд в крови - [37]
Она легко встала с кровати, увидела женщину с длинными волосами и в странном одеянии и все вспомнила. Женщина сидела на полу возле непонятного сооружения, широко расставив ноги. Маша пригляделась внимательней. Большая глиняная миска. В жидком воске плавает несколько чадящих фитилей. Кажется, их семь. С люстры над головой женщины свисают веревки, к концам которых привязаны бумажные цветы — Маша, кажется, видела их в вазе в столовой в тот свой давний приход в этот дом. Она обернулась. Иван лежал в той же позе, сложив на груди руки, и, кажется, спал.
Маша на пальчиках направилась к двери. Под ногами скрипели половицы, но сидящая на полу женщина не шевельнулась и даже не повернула головы.
В коридоре было холодно — дуло из кухни, где кто-то распахнул настежь окно. Не зажигая света, Маша схватила с вешалки первое попавшееся пальто. Нужно бежать. Иначе что-то непременно произойдет с ее сознанием. Скорее за дверь, а там…
Дверь оказалась заперта на ключ — Маша видела язычок замка в щели между двумя ее половинками. В пустую замочную скважину открывался вид на освещенную яркой лампочкой лестничную площадку.
Маша бросилась на кухню — там был телефонный аппарат. Она заметила его еще когда пила с Иваном кофе. На полу валялась разбитая пополам телефонная трубка, диск с разноцветными проводками, острые куски пластмассы. Быть может, в квартире есть другой аппарат? В той комнате, где тахта и стопки книг на полу? Маша теперь свободно ориентировалась в квартире. Ей даже казалось, будто она прожила здесь долгую жизнь. Только это была странная жизнь — она помнила из нее лишь чей-то тихий баюкающий шепот и шелестящие шаги. Да, она жила здесь долго-долго, а вокруг все время шептались и водили нескончаемые хороводы какие-то дУхи.
Колечко она увидела с порога. Оно остро блеснуло в свете фар проезжавшего мимо автомобиля. Маша нагнулась, уверенная в том, что это всего лишь стекляшка, которую нужно убрать с дороги, чтобы не порезать ногу. По оконному стеклу полоснули фары громко урчащего грузовика, и Маша увидела, что это изящное колечко. Подняв с пола, она механически надела его на средний палец левой руки.
Внезапно успокоившись, она прикрыла за собой дверь и щелкнула выключателем. В представшем взору хаосе попыталась отыскать то, что нужно, — телефонный аппарат. Он стоял на столе, новенький и блестящий. Маша радостно схватила трубку и услышала пустоту. В сердцах она пнула кулаком серую пластмассу аппарата. Он упал на пол и раскололся на несколько частей. Это был бутафорский телефон.
«Что же делать? — думала Маша, потирал палец, на котором поблескивало колечко. — Неужели это мамино кольцо? Но почему оно валялось на полу? И где, где мама и то странное существо неопределенного пола, которое проживало раньше в этой квартире?» Маша снова окинула взглядом комнату и обратила внимание на разбросанные повсюду пестрые мужские рубашки, брюки немыслимою ярко-сиреневого цвета, скомканные фиолетовые носки под кроватью.
Она подошла к окну. До тротуара метров десять, если не больше. Балкона в квартире нет — она хорошо помнила вид дома снаружи. Под окном большое раскидистое дерево, но до него вряд ли дотянешься.
Маша вдруг вспомнила «Солнечную долину» и ту страсть к лазанью по деревьям, которая внезапно обнаружилась в ней именно там. Возвращаясь из клуба, где она занималась музыкой, Маша швыряла в траву ноты и, подтянувшись на руках на ветке похожего на огромный темно-зеленый шатер ореха, забрасывала наверх ноги, вскарабкавшись на ветку, шла до могучего ствола, по-цирковому балансируя руками. Потом она забиралась почти на самую макушку дерева, откуда смотрела на крышу их дома, представляя, что делают под ней в данный момент его обитатели. Толя наверняка читает Библию, Устинья сидит, сложа руки на коленях, и смотрит в неведомую даль за зыбкой линией горизонта. Еще с макушки ореха открывался вид на неспокойно дышащее море.
Она бы сейчас все отдала, чтобы очутиться вновь в «Солнечной долине» и пережить все сначала, наслаждаясь каждым прожитым мигом. Уж она бы смогла растянуть их до размера вечности и насытиться навсегда романтическим восторгом предчувствия любви, не сравнимым со всеми остальными восторгами мира.
Маша внимательно пригляделась к колечку. Мелкие бриллиантики росы переливаются и лучатся на изящно удлиненных листиках. Настоящая роса красивей бриллиантов. Когда видишь ее глазами юной любви.
Маша с силой дернула на себя раму. Посыпалась вата, какие-то лоскутки, блестки, смешанные с древней пылью. Сбросив с плеч пальто, она вскочила на подоконник и протянула руку, пытаясь дотянуться до темной ветки. «Если упаду, мне больше никогда не танцевать, — мелькнуло в голове. — Но я не упаду. Ни за что не упаду…»
Устинья кинулась к двери в чем была: босая, в брюках и лифчике. На пороге стояла чета Лемешевых. Устинья непроизвольно отметила, что оба постарели и как-то посерели, словно их лица припорошило пылью беспощадного времени.
