Яд в крови - [35]

Но ведь это никакой не грех — Анджей всегда оставался ее супругом перед Господом Богом.

Устинья быстро спрятала все в сумку, сунула ее на прежнее место и легла на кровать. Она не спала прошлую ночь, очевидно, не будет спать и эту. Зачем одурять себя снотворными — вдруг появится Маша, а она не сможет ощутить всю полноту радости от того, что ее коречка жива. Почему, почему, спрашивается, она так ее любит? Неужели только из-за того, что Маша — дочь Анджея?

…В ту зиму в доме дуло от всех окон, и на подоконнике в ее комнате замерзли цветы в горшках. Устинья спала в пуховом платке и шерстяных носках — ветер почти всегда дул с севера, с холмов, и, проснувшись ночью, она слышала, как он разгуливает по ее комнате, шелестит в пучках развешенных повсюду сушеных трав.

Но заболела не она, а Маша-большая, хоть все трое спали в мансарде, где было гораздо теплее. У нее вдруг резко подскочила температура и начался бред. Устинья с ходу поставила диагноз — воспаление легких. Анджей всполошился, поехал в райцентр к Николаю Петровичу. На следующий день из города привезли пенициллин.

Устинья регулярно колола Машу в почти плоскую ягодицу и невольно думала о том, что, если она вдруг умрет, Анджей, оплакав досыта ее смерть, вернется к ней, Устинье. Она не хотела смерти Маши, но запретить себе думать об этом не могла.

Потом и маленькая Машка заболела, правда, не так тяжело, как мать, но тоже постоянно требовала к себе внимания, и стоило не прибежать сию минуту на ее зов, как она выскакивала из-под одеяла и неслась босиком и в одной рубашонке вниз.

Устинья сбилась с ног — от Анджея немного было толку, разве что принесет иногда из сарайчика ведра с углем и воды из колодца.

Как-то вечером Устинья сидела возле печки в кухне и штопала Машкины чулки. Маша-большая уже пошла на поправку, у маленькой тоже была нормальная температура. Устинья слышала, как спустился сверху Анджей, неслышно ступая в связанных ею толстых овечьих носках. Подняла голову и встретилась с его взглядом.

— Юстина, ты такая красивая, — сказал он по-польски. — Сейчас ты похожа на Гретхен за прялкой. — Он подошел и присел на корточки возле ее табуретки. — Мне иногда очень хочется знать, что ты думаешь обо мне, о нашем с тобой прошлом, о… — Он замолчал. — Разве могли мы представить тогда в мансарде, что через каких-то десять лет окажемся в этом ледяном доме среди диких равнин сошедшей с ума страны? Ты очень ревнуешь меня к ней, Юстина?

— Да, — ответила она и опустила глаза к чулку.

— Но ты ее любишь. И это что-то противоестественное. Все случилось так, как она предсказала. Только она не могла предвидеть того, что в один прекрасный момент нас вдруг потянет друг к другу с невероятной силой. Сопротивляться ей бесполезно. Правда, Юстина?

— Да. — Она боялась поднять глаза, а он попытался в них заглянуть.

— О, я вижу, ты готова на все. А что скажет твой Бог, Юстина?

— Не знаю. Мне все равно, что он скажет, — прошептала она.

— Это мне очень нравится. Значит, меня ты любишь больше, чем своего Бога. Ты замечательная женщина, Юстина. Ты само воплощение Евы. Можно я тебя поцелую?

Не дожидаясь ответа, он схватил ее за руки, рывком поднял со стула. Она выронила иголку вместе с чулком и чуть не потеряла сознание, когда губы Анджея коснулись ее губ. Но его поцелуй был очень коротким, хоть и страстным. Он шепнул ей на ухо: «Пойдем к тебе», и она молча повиновалась.

— Юстина, я не люблю тебя. Потому что ты слишком сильная. Ты всегда напоминаешь мне о том, что я слаб душой и телом, — говорил он, прижимаясь к ней своим худым холодным телом. — Но без тебя я не могу, не могу. Я понял это, когда увидел тебя после долгой разлуки. Но она ничего не должна знать, потому что я люблю ее. Она сойдет с ума, если узнает. Юстина, я убью тебя, если ты ей хоть что-нибудь скажешь.

— Не скажу я ничего. — Устинья с трудом сдерживала рыдания. Близость Анджея вдруг всколыхнула в ней все пережитые горечи. И впереди никакого просвета нет, потому что она без Анджея не может.

— Юстина, а ты на самом деле поила меня приворотным зельем? — вдруг спросил Анджей и рассмеялся. — Мне рассказал об этом отец Юлиан. У него куда-то исчез редкий тибетский корень с длинным латинским названием. Он сразу подумал о тебе. — Анджей снова рассмеялся. — Но это твое зелье на меня не подействовало, можешь спать спокойно — ты нашла меня, а не я тебя. Я бы не стал тебя искать.

И тут Устинья поняла, что Анджей отыгрывается на ней за свою слабость, за то, что не устоял, изменил своей Маше и, он это знает, будет изменять еще и еще.

— Подействовало, — сказала она. — Ты никуда от меня не денешься. Я пришла к тебе потому, что ты меня позвал. Прислал мне письмо.

Анджей неопределенно хмыкнул.

— Тебе в Германии здорово досталось? — внезапно спросил он.

— Я не находила себе места из-за Яна. А жилось мне неплохо.

— Ты не страдала по мне. Или, может, у тебя были другие мужчины?

— Я не охотница до амурных утех с первым встречным. Немцы меня за это уважали, — с достоинством ответила Устинья.

— О да, ты всегда воспринимала все эти клятвы и обеты на полном серьезе. А между прочим жизнь, Юстина, настоящая игра в поддавки. Ты думаешь, я поддаюсь тебе, на самом деле все наоборот. Так-то, Юстина.