Яд в крови - [28]

Маша не переставая думала о лице, виденном ею в тот вечер в ярко освещенном окне. Иногда ей точно казалось, что оно принадлежало Ивану Лемешеву, порой одолевали сомнения. Помнится, она подняла голову и увидела это лицо, а, увидев, поняла, что это тот самый дом, в котором она была несколько лет назад, и, кажется, та самая квартира, в которой жила ее мать.

На следующий день она нарочно вышла под каким-то предлогом на улицу — над Москвой уже сгущались ранние осенние сумерки, — прошла дворами в тот переулок. Во всей квартире было темно.

Она постояла минут десять в арке, глядя на слепые окна напротив. Повернулась и медленно побрела назад.

Случилось так, что через неделю Маша вдруг оказалась возле этого дома — по прямой до него было метров двести — двести пятьдесят, не больше, от нового местожительства Маши. Она подняла глаза и увидела в окне свет.

Дверь не открывали очень долго, и Маша уже собралась уходить, когда раздались осторожные шаги, и она увидела в сквозную щель в двери мужские ноги.

— Иван, — сказала она в эту щель. — Открой. Это я, Маша. Помнишь, ты ночевал у нас на даче, а утром сбежал?.. Мне нужно поговорить с тобой.

Дверь медленно, словно нехотя, отворилась, и Маша увидела Ивана. Он был бледен и явно испуган. На нем были бежевые брюки в обтяжку, короткие и очень старого фасона, и застиранная рубашка.

— Проходи, — неохотно пригласил Иван. — Кофе хочешь?

Они молча прошли на кухню, так же молча Иван налил две чашки кофе из стоявшей на плите кофеварки с длинной ручкой. Они сидели за столом, избегая смотреть друг другу в глаза, и пили кофе.

— А… дома… никого больше нет? — не без опаски поинтересовалась Маша.

— Нет. Ты… теперь ты скажешь моим родителям, что я здесь, и они увезут меня домой.

— Но ведь ты не вещь, чтобы тебя могли взять и увезти, — возразила Маша, поразившись обреченности, с какой Иван сказал это. — Между прочим, твои родители очень за тебя переживают. Мама в особенности.

— Знаю. Ты их видела? — без особого интереса спросил Иван.

— Нет. Я как-то разговаривала по телефону с твоим отцом. Моя мама видела их обоих. Они были у нас дома.

— Твоя мама? — почему-то удивился Иван.

— Да. Это она ухаживала за тобой той ночью.

— А-а… — Он замолчал и отвернулся.

— Ты здесь надолго обосновался? — вдруг спросила Маша, в упор глядя на Ивана.

— Мне здесь хорошо. Меня… понимают.

— То есть ты, если не ошибаюсь, домой возвращаться не собираешься.

— Нет. Я боюсь.

— Чего?

— После того, что случилось со мной… Тебе этого не понять. Ну, того, что я уже не смогу жить прежней жизнью.

Маша внезапно встала, подошла к Ивану и положила руку ему на плечо.

— Ты… какие у тебя отношения с женщиной, которая здесь живет? — вдруг спросила она, зная, что не вправе задавать этот вопрос.

— Странные. Она удивительная. Мы спим с ней в одной постели, но… Понимаешь, она не хочет, чтобы мы стали любовниками. Она, наверное, права.

Маша почему-то облегченно вздохнула и села на свой стул.

— Ее, как и меня, зовут Машей, — задумчиво сказала она. — Тебе не кажется, что мы с ней похожи?

— Не знаю. Нет, наверное. Ты обыкновенная девушка, хоть И очень красивая, а она… не отсюда. Словно с другой планеты. Ты ее знаешь?

— Да, — кивнула Маша. — Но очень плохо.

— Ее невозможно узнать хорошо. Если бы не она, меня бы уже давно не было на свете.

— Как странно, — вырвалось у Маши. — Я никогда не могла подумать, что… — Она осеклась. — У тебя случайно не найдется сигареты?

Иван выдвинул ящик стола и достал початую пачку «Салема». Они молча закурили.

Вдруг Маша резко загасила в блюдце сигарету, встала и сказала:

— Я пошла. Извини, что вторглась к тебе силой. Мне кажется, ты сейчас никого не хочешь видеть.

— Ты… скажешь моим родителям? — робко поинтересовался Иван, наконец осмелившись на нее взглянуть.

Маша не знала, что ответить. Она открыла было рот, чтобы так и сказать: «не знаю», но тут раздался длинный пронзительно громкий звонок в дверь. Оба вздрогнули.

— Кто? — испуганно спросила Маша, чувствуя, как качнулся под ногами пол.

— Н-не знаю. Ты…

— Я никому ничего не сказала. Клянусь.

Звонок повторился. Теперь он был еще более длинным и, как показалось обоим, до боли пронзительным.

— Может…

— Да, я открою, — решительно сказала Маша, поняв Ивана с полуслова.

Пальцы ее не слушались. Она с трудом отодвинула маленькую задвижку-шпингалет, толкнула дверь…

На лестничной площадке стояла смуглая женщина в пуховом платке, широкой пестрой юбке, торчавшей из-под короткого вишневого пальто, и в босоножках на босу ногу.

— Не бойся, это цыганка, — сказала Маша, обернувшись к Ивану. Она видела, как он, выйдя в прихожую, глянул в сторону входной двери, закрыл лицо ладонями, отнял их и вдруг дико закричал.

Маша инстинктивно бросилась к нему. Он прижался к ней всем телом, продолжая кричать. Потом в его горле словно что-то оборвалось, и теперь там хрипело и булькало. Его тело обмякло, он стал падать, придавливая ее к стене.

— Помоги же мне, — сказала она цыганке. — Он чего-то испугался. Слышишь? Помоги…

Она чувствовала, что теряет сознание. Последнее, что она помнила, это склоненное над ней лицо цыганки. У нее были красивые, полные бешеной ненависти глаза.