Яд в крови - [143]

Толя приоткрыл правый глаз. Нонна стояла к нему спиной. Он видел темные очертания ее крепкой ладной фигуры, рассыпавшиеся по плечам гладкие волосы. За окном шел дождь, мерно шелестя по крыше погреба, покрытой блестящим оцинкованным железом. В комнате пахло дымом от сосновых поленьев — Нонна успела растопить печь и наверняка уже поставила варить картошку. Он потянулся и сладко зевнул. Она быстро повернула голову.

— Не спишь?

— Иди сюда, — шепотом сказал он.

Нонна быстро вылезла из халата, который упал возле ее ног, переступила через него и шагнула к постели. Он видел, как колыхнулись ее высокие груди. Она откинула одеяло и, ощупав жадным взглядом его обнаженное тело, быстро легла рядом. От нее пахло парным молоком и сеном, шершавые крепкие ладони заскользили по его груди, животу, пробуждая желание.

— Бабушке ночью было плохо, — прошептала Нонна, горячо и прерывисто дыша ему в ухо. — Я сделала ей укол камфоры. Знаешь, нужно смастерить такой стул с дыркой, чтобы она могла ходить на двор в своей комнате. Она вчера упала…

— Сделаем. — Толя закрыл глаза и простонал — пальцы Нонны коснулись основания его пениса, заскользили ниже, нежно и уверенно массируя его потихоньку наливающуюся силой плоть. Он расставил ноги и напряг ягодицы.

— Не делай так — тебе это вредно, — прошептала она. — Я сама. Лежи тихо.

Она проворно села в кровати, наклонила голову, и Толя почувствовал, как кончик его пениса обволокло что-то теплое и влажное. Длинные волосы Нонны щекотали живот, низ которого захлестнула горячая волна полуболи-полунаслаждения.

— Я хочу, чтобы тебе тоже было хорошо… — Вдруг он тоненько всхлипнул и заскрипел зубами — его пенис уже был весь во рту Нонны. — Мне так… так… приятно, — прерывисто шептал он.

Он почувствовал, как взмок от пота, и тут же, не удержавшись, выплеснул закипевшее семя.

Нонна свернулась калачиком у него в ногах и затихла. Толя дышал ртом — он чувствовал себя обессиленным после каждого оргазма. Нонна говорила, это последствия менингита. Она убеждала его, что со временем все пройдет.

Поначалу ему было стыдно своего бессилия, но Нонна сама каждую ночь ложилась к нему в постель. Она делала это, испытывая постоянный страх и стыд перед Таисией Никитичной, которая, разумеется, обо всем догадывалась, однако сохраняла вид, будто ничего не замечает. Поначалу прежде, чем лечь в постель, Нонна плотно задергивала занавески и гасила свет, а потом, мелко дрожа всем телом, прижималась к нему горячим боком и крепко обнимала его руками. Сперва Толя лишь гладил ее по плечу и шее, постепенно его руки осмелели и стали ласкать ее грудь, живот, изредка касаясь густых жестких волосков возле лона. Он каждую ночь с нетерпением ждал момента, когда она скользнет к нему в постель. «И все равно я законченный импотент, — думал он. — Но это теперь не имеет никакого значения».

Когда он начал вставать и ходить по дому, едва переступая желтыми худыми ногами, и обедать вместе с женщинами за столом в большой светлой кухне, Таисия Никитична как-то сказала:

— Теперь я могу спокойно умереть. Господи, как же я устала жить. Пошли мне смерть, Иисусе. Я скоро буду вам настоящей обузой.

До Толи не сразу дошел смысл бабушкиных слов, Нонна же горько расплакалась, вскочила и бросилась целовать и обнимать Таисию Никитичну, приговаривая: «Нет, нет, нет, вы никогда не умрете. Я не позволю вам умереть!..»

— Вам нужно расписаться, — сказала Таисия Никитична, растроганно блестя повлажневшими глазами. — Пойдут дети. Чтобы дом достался им. Надо и о будущем подумать. Правда, Анатолий?

Толя машинально кивнул головой.

— Что ты такой угрюмый? — не унималась Таисия Никитична. — Радоваться нужно, что из мертвых встал, а ты насупился, как индюк.

Той ночью Нонна сказала, еще крепче обычного обнимая Толю:

— Я не хочу думать о будущем. Мне так хорошо в настоящем, так хорошо…

— Из меня никудышный муж. — Толя горько усмехнулся. — Мне жаль, что ты тратишь на меня силы.

Она стремительно отстранилась и, оперевшись на локоть, посмотрела на него долгим печальным взглядом. Прямо в окно сквозь тонкие ситцевые занавески заглядывала полная сентябрьская луна, и Толя видел в ее ясном холодном свете, как по щекам Нонны скатились две маленькие слезинки.

— Не говори так никогда, ладно? — прошептала она и положила ему на грудь горячую потную ладонь. — Если б не ты, я бы так в девках и осталась. Все мужчины такие грубые и… отталкивающие. Я бы ни за что не смогла лежать вот так с кем-то другим.

Она громко всхлипнула.

— Но ведь я… почти не мужчина.

— Нет, нет, нет… — Она нагнулась и стала быстро целовать его в губы, глаза, грудь, живот. — Ты — настоящий мужчина, и это скоро пройдет, пройдет…

С тех пор минуло четыре года, а он так и не стал настоящим мужчиной, хотя часто — почти всегда — испытывал оргазм. Без ласк, которыми его с неуемной щедростью осыпала Нонна, он уже не мыслил жизни. Увы, он не мог отплатить ей тем же и очень от этого страдал.

В тот день сразу после завтрака Толя занялся радиоприемником. Он пристрастился к радиотехнике за растянувшееся почти на два года выздоровление, когда из рук валились ложки и вилки, а голова отказывалась соображать и начинала разламываться от боли после десяти минут чтения.