Яд или лекарство? Как растения, порошки и таблетки повлияли на историю медицины - [63]
Правда, этот новый препарат не был таким же сильным, как морфий, но все же обеспечивал значительное облегчение боли. Вместо того чтобы вводить подопытных животных в обычное сонное опиатное состояние, он, казалось, поднимал их настроение, как кокаин. Самое главное – и здесь исследователи Hoechst, вероятно, скрестили пальцы, – ранние тесты намекнули, что он, вероятно, вызывает гораздо меньшее привыкание, чем морфин.
Возможно, они наткнулись на святой Грааль. Они назвали его Петидин (в США он более известен как Меперидин), провели несколько быстрых испытаний на людях, признали его действенным и выпустили на немецкий рынок. В рекламе говорилось, что это мощное болеутоляющее средство с меньшими побочными эффектами, чем у морфия, и не имеющее риска привыкания.
Как оказалось, они ошиблись по обоим пунктам. Петидин, продававшийся после войны под торговым названием Демерол, имеет массу побочных эффектов, может быть опасен при взаимодействии с другими лекарствами, и что-что, а уж привыкание вызывает еще какое. Он был привлекателен как наркотик, потому что не только снимал боль, но и заряжал энергией. Из-за сочетания побочных эффектов и возможности злоупотребления – а также благодаря появлению новых обезболивающих – Петидин больше не используется.
Но это открыло дорогу кое-чему новому: надежде на молекулы, совершенно не похожие на морфий или героин, которые, если еще немного поработать, можно сделать не вызывающими привыкания. По словам одного историка, это «невероятно стимулировало исследования в области лекарств».
Годы после Второй мировой войны были прекрасной порой для фармацевтического бизнеса. Новые лекарства появлялись рекордными темпами. Было несколько причин расцвета крупных фармацевтических компаний в этот период. Во время войны правительство вкладывало много денег в медицинские исследования: чтобы найти лучшие способы лечения ран и профилактики заболеваний среди солдат; чтобы понять, как большие высоты влияют на летчиков, а высокое давление – на экипажи подводных лодок; чтобы узнать, как наиболее точно измерить уровень кислорода и как сделать плазму крови в лаборатории. Все эти деньги помогли ученым разработать новые инструменты и улучшили методы тестирования и анализа человеческого тела. Победа над Германией принесла еще больше завоеваний для науки, открывая лаборатории, раздавая патенты и привозя немецких ученых в Соединенные Штаты. Послевоенный экономический бум способствовал финансированию невероятного расширения научных исследований в университетах и государственных лабораториях, что, в свою очередь, способствовало дальнейшему совершенствованию химии. Освободившись от задач военного времени и получив значительное финансирование, наука о лекарствах устремилась вперед.
Больший энтузиазм в медицинских исследованиях был связан с молекулярной биологией – новой возможностью изучения жизни во все более тонких деталях, вплоть до уровня отдельных молекул, участвующих, скажем, в пищеварении, или в гормональных процессах, или в нервной проводимости. Это смещение фокуса все глубже и глубже в работу отдельных клеток завершилось в некотором роде в 1953 году, когда необычное трио – неуклюжий американский аспирант Джеймс Уотсон, разговорчивый молодой британский исследователь Фрэнсис Крик и талантливый ученый по имени Розалинд Франклин – раскрыли молекулярную структуру ДНК, дав начало новой эре генетических исследований.
Чем больше мы узнавали о молекулах жизни, тем больше появлялось возможностей для поиска эффективных лекарств. Это породило чувство оптимизма, ощущение, что для каждой болезни можно найти лекарство.
Итак, во-первых, появились новые мощные инструменты; во-вторых, развивалось представление о молекулах жизни и, в-третьих, было много денег. С каждым успешным новым препаратом в отрасль вливались новые денежные средства. Компании по производству лекарств быстро росли. После войны этот рост частного сектора в США был дополнен огромным притоком финансирования со стороны федерального правительства, которое стало направлять десятки миллионов долларов на фундаментальные медицинские исследования через новые Национальные институты здоровья. Те фармацевтические компании, которые лучше всего понимали новые тенденции – были в курсе последних открытий, имели лучших лоббистов и были наиболее инновационными в своих собственных исследованиях, – процветали. Более мелкие компании, не имевшие ресурсов для конкуренции, разорялись или поглощались.
Hoechst процветала. После Петидина на протяжении всех военных лет фирма создавала все новые и новые варианты своего синтетического болеутоляющего средства. И после сотен неудач они наконец нашли другое эффективное обезболивающее – в пять раз лучше, чем Петидин, – которое, казалось, не вызывало привыкания. Они назвали его Амидоном. Но и у этого нового препарата были недостатки, в частности он вызывал тошноту. Он так и не получил широкого применения.
