Яд или лекарство? Как растения, порошки и таблетки повлияли на историю медицины - [24]

Такой же анализ рисков и угроз относится ко всем вакцинациям. Некоторые решения, как, например, прививка от гриппа, зависят от самих граждан. Грипп обычно проходит довольно легко, и вакцины от него никогда не бывают эффективны на 100 %, поэтому каждый сам решает, ставить прививку или нет. Это же касается вируса опоясывающего лишая и герпеса. Вакцины от этих болезней доступны, безопасны и являются хорошим решением в условиях высокого риска – но это ваш выбор.

Все меняется, когда болезнь более опасна. Эксперты здравоохранения уверяют, что вакцины от жестоких болезней, как, например, от дифтерии и столбняка, обязательны для детей. Здесь основная выгода избегания болезни значительно перевешивает небольшие риски от вакцинации, и предписать вакцинацию явно в интересах общественного здоровья.

Активисты-антипрививочники не исчезли. Если уж на то пошло, они сильнее, чем в прошлом столетии и подогреваются слухами и страхами, распространяемыми в интернете. Отчасти сегодняшнее движение антипрививочников уходит корнями в успех вакцинации. Болезни, против которых сейчас вакцинируются, кажутся безопасными призраками прошлого, лишенными власти[3], – поскольку вакцины оставили их в прошлом. Мало кто сегодня когда-либо наблюдал случаи оспы, дифтерии или полиомиелита. Мы никогда не теряли братьев, как леди Мэри, или дочерей, как мать Джанет Паркер, по вине этих убийц. Наше чувство риска уменьшается до точки, где для многих выгоды вакцинации кажутся небольшими – настолько небольшими, что даже смутные риски кажутся огромными.

По моему мнению, это опасное заблуждение. Чем больше людей решают не вакцинироваться, тем сильнее растет количество людей без приобретенного иммунитета – и тем быстрее может распространиться воскресшая из мертвых зараза. Причина, по которой оспа была стерта с лица Земли, заключается в том, что, когда достаточно людей вакцинированы, в отсутствие передатчика среди животных вирусу просто негде размножаться – и негде распространяться. Он умирает.

Если достаточно людей вакцинированы, опасность стремится к нулю. Это называется «коллективный иммунитет».

Триумф над оспой был трудной победой. Предотвращены невероятные страдания и сотни смертей. Сегодня другие убийцы, такие как полиомиелит, близки к исчезновению. Леди Мэри, с ее независимостью, остроумием и влиянием, с ее настойчивостью, помогла открыть дверь для этих чудес. Давайте отдадим должное ее здравому смыслу и смелости и в память о ней продолжим ее работу.

Глава 3 Микки Финн

Опиум и морфий были натуральными продуктами и производились из растений. То же касалось большинства доступных врачам лекарств в середине XIX века (за исключением некоторых веществ нерастительного происхождения вроде ртути). Они все были лишь усовершенствованной природой.

Но предстояли перемены. Наука в ее современном смысле – основанная на наблюдении, экспериментах, публикациях и воспроизводимости результата – только начинала оставлять свой след в мире лекарств. Старые схемы, придуманные для объяснения человеческого здоровья и мира природы, – сплетение древних римских и греческих теорий, украшенных некоторыми арабскими представлениями и втиснутых в христианские рамки, – сходили с дороги. И новые науки готовились выпустить целую волну лекарств.

В середине XIX столетия ни одна научная дисциплина не была столько динамичной, революционной и важной для медицины, как химия. На самом простом уровне химия объясняет, как атомы соединяются в молекулы и как эти молекулы ведут себя друг с другом. На этом молекулярном уровне в XIX веке химия с размаху врезалась в религию.

Это имело отношение к определению жизни. На Западе границу между жизнью и смертью уже давно провело христианство. Разница между ними заключалась в присутствии святой силы, божьей искры, которая отделяла мертвые камни от живых существ. Эта идея была не только религиозной; многие ученые около 1800 года, к примеру, верили, что химические вещества, обнаруженные в живых существах – органические, – фундаментально отличаются от всех остальных. Существовали и веские доказательства в пользу этих теорий. Если, например, лабораторные химические реакции в большинстве случаев обратимы, то есть реактивы превращаются в продукты, а продукты – обратно в реактивы, то реакции с использованием химических веществ, производимых живыми организмами, как считалось в то время, обратимыми быть не могут. Нельзя превратить вино обратно в виноградный сок или жареное яйцо в сырое. Считалось, что органические химические вещества, участвующие в процессах жизнедеятельности, должны чем-то отличаться от всех прочих. Их действие не могло быть воспринято или изучено старыми способами, и поэтому их объединили в новую область: органическую химию. В них было что-то уникальное; они работали по другим правилам, их касалось что-то другое – возможно, та самая искра жизни.

Эта идея витализма пронизывала химию в XVII и в начале XVIII веков. Химики придерживались разных точек зрения. Одни считали, что все химические вещества одинаковы и что со временем органические химические вещества будут подчиняться тем же правилам, которые действуют в остальной химии. Не было никакой искры жизни, никакой мистической субстанции, отделяющей живое от мертвого. Другие утверждали, что в химических веществах, входящих в состав живых организмов, несомненно, есть нечто иное, особенное, возможно, божественное.