Яд для Наполеона - [30]

Все, и комиссар Дюрок в особенности, вздохнули с облегчением, правильно восприняв сигнал его превосходительства о досрочном завершении инспекции.

— Хорошо работаете, комиссар. Более чем достаточно, — констатировал министр и направился к выходу. — Да, кстати, — вспомнив о чем-то, он резко остановился и повернул назад. — Пресловутый гражданин Бейль случайно не говорил, собирается ли он обратиться к вам снова?

— Леру! — со вновь обретенной начальственной уверенностью гаркнул комиссар.

— Да, — молвил Леру, у которого дрожь в колене не просто возобновилась, а взыграла с небывалой доселе силой. — Он говорил… что вернется и напишет, как положено, письменное заявление.

— Вот и прекрасно. Расспросите его как следует. Если он в чем-то замешан, пусть восторжествует справедливость и виновному воздастся по заслугам. О результатах доложите. — Фуше показал, что дальше его провожать не надо, вышел из комиссариата и, уже садясь в карету, как бы между прочим бросил одному из эскортировавших его гвардейцев: — Этих двоих из ведомства убрать.

Почти в тот же миг дверца захлопнулась, Фуше опустил черную занавеску на окне, экипаж тронутся и растворился в темноте.

Спустя несколько недель после описанных событий в особняк господина виконта де Меневаля прибыл курьер, вручивший ему лично в руки пакет, запечатанный сургучом с оттиском герба министра полиции.

Посланец имел предписание: по прочтении письмо забрать и доставить обратно вместе с ответом.

В ночь, когда предстояла судьбоносная встреча с Фуше, виконт, закончив туалет и отпустив лакея, кинул прощальный взгляд на музыкальную шкатулку, вышел из особняка и сел в карету, присланную за ним его превосходительством. Никогда прежде Жилю не доводилось бывать во дворце Жюин, штаб-квартире министра полиции на набережной Вольтера. Но в ту ночь ему было не до размышлений о роскоши, которая окружала одного из самых могущественных чиновников Франции.

Мучимый тревогой, на протяжении всего пути Жиль вновь и вновь переживал в душе сцены собственной драмы. Перед глазами вставали кровавые картины, которые, как ему казалось, удалось навсегда стереть из памяти. Сложившуюся ситуацию он рассматривал и так и эдак и выхода не находил. В какой-то момент в голове мелькнула мысль о бегстве из страны, но поскольку речь шла о Фуше, каков мог быть исход подобной попытки? Министр наверняка приказал установить за особняком наблюдение. Допустим даже, он бежал бы через подземный ход, но что это давало? Ему все равно не позволили бы покинуть пределы Франции. Приглашение во дворец было непонятным Жилю ходом в безжалостной игре в кошки-мышки, и данное обстоятельство не могло не вселять самых мрачных предчувствий. К тому же, несмотря на все содеянное, собственной смерти Жиль не в состоянии был представить и считал, что жизнь для него только начинается.

Жиль не помнил, как приехал во дворец и как в сопровождении лакея через хитросплетение коридоров попал в уставленную книжными шкафами комнату, которую, не в силах усидеть на месте, тут же принялся мерить быстрыми шагами.

Вскоре в библиотеку бесшумно проник другой лакей, поставил на столик меж двух кресел серебряный поднос с двумя бокалами коньяка, с почтительным поклоном сообщил, что его превосходительство будет с минуты на минуту, и столь же незаметно удалился.

Жиль подошел к окну и немного раздвинул шторы. Стояла не совсем обычная весенняя ночь. Было тепло, но небо заволокли темные тучи, скрывшие звезды. Порывы ветра предвещали возможное ухудшение погоды. Жилю подумалось, что все в комнате, где он ждал министра: языки пламени в камине, парчовые шторы, мягкие диваны, мебель черного дерева, персидский ковер, обитые красным бархатом стулья и аккуратно расставленные по полкам сотни томов, до которых можно было добраться только при помощи лесенки, — все это словно призвано убеждать, что ключи от жизни находятся у власть имущих, а не у всякой сволочи. Ключи от настоящей жизни, со всеми атрибутами, что делают ее упоительно сладкой и приятной. Именно об этом размышлял Жиль, когда в библиотеку неожиданно, через другую дверь, вошел Жозеф Фуше.

На нем был темно-серый приталенный сюртук с фалдами вразлет и чулки в тон белому шелковому шейному платку. Голова с начесанными на лоб короткими бесцветными волосами гордо сидела на длинной шее, которая, в свою очередь, опиралась на узкие, слегка сутулые плечи. Но более всего Жиля поразила не крайняя худоба и почти монашеский облик министра полиции, а непроницаемая маска его лица.

— Франсуа де Меневаль, полагаю? — произнес Фуше, приблизившись, и протянул ему расслабленную костлявую пятерню. Министр смотрел на Жиля с любопытством и, одновременно, с безразличием, словно тот оказался у него случайно.

— Рад служить, ваше превосходительство.

— Не будем терять время. — Он отошел к окну и, стоя спиной к Жилю, сказал: Послушайте, мсье де Меневаль, я знаю людей и постыдные страсти, которые ими движут. Это моя работа. Так что пусть вас не удивляет мой вопрос: чего вы желаете?

— Не понимаю, ваше превосходительство.

— Чего вы желаете от жизни?

— Я желаю… желаю располагать возможностями, позволяющими не отказывать себе ни в чем, чего заслуживаю.