Яблони в цвету - [2]

Жадно вслушиваясь в радиосводки о положении дел на фронте, дед всякий раз при очередных сообщениях о форсировании какого-либо стратегически важного объекта приходил в возмущение от непонятного ему термина «форсирование».

— Что это за слово такое?! — горячился он. — Почти каждый день то наши, то немцы что-нибудь форсируют. Только как прикажете это понимать?.. Вот и сейчас: «активно форсировали Днепр...» Ну и?.. Переправились-таки через Днепр или нет, в самом-то деле?! Почему не скажут прямо?!.

Виктор с войны не вернулся. О том, что он был убит в 1943-м, стало известно лишь в сорок шестом, благодаря активной розыскной деятельности бабы Клавы. Не дождался Трофим Иванович и дочери Нины: она-то вернулась (поклон небесам!), но отца в живых не застала. Он умер в победном мае сорок пятого от язвы желудка — в больнице, не поднявшись после операции. Было ему 52 года от роду.

Так что мы с братом называли бабушкой Клавой не родную мамину мать, а ее мачеху, дожившую до 1976 года и в своей трудовой биографии, подобно бабе Дуне, не миновавшую «институтов» сторожей и уборщиц. Волжские наши близкие и дальние родственники живут в Волгограде, Камышине, Липовке и еще каких-то небольших окрестных городках. Из всей маминой рабоче-крестьянской родни никто сколь-нибудь серьезной тяги к искусству не имел, так же как и «сваты» из Донбасса. Хотя Трофим Иванович хорошо пел, умел играть на балалайке, а Таисия Матвеевна, будучи домохозяйкой, играла в рабочем театре и пела в таком же «рабочем» хоре клуба нефтяников.

Наша мама, видать, от родителей унаследовала страсть к самодеятельному творчеству и до 1953 года, пока не получила инвалидность вследствие порока сердца, вызванного активной донорской деятельностью во время войны, занималась в различных художественных кружках и пела-играла в самодеятельных коллективах. По окончании восьмилетки, в 1939 году, она поступила в Камышинскую школу медсестер (теперь — медицинское училище), и с июня 1942 года до сентября 1945-го служила в эвакогоспиталях 3-го Украинского фронта, где и познакомилась с раненым Григорием Мартыновым, своим будущим супругом (до госпиталя — командиром стрелкового взвода 333-й дивизии).

Григорий Иванович не был новичком на Отечественной войне, она для него началась с 1939 года Финской кампанией и ознаменовалась обморожением рук, ног и лица, двусторонним воспалением легких. Кстати, рубцовые изменения легочных тканей, образовавшиеся в результате «финской» пневмонии, в конечном итоге сыграли свою роковую роль 52 года спустя, став причиной воспаления и отека легких, от которого отец и умер. Хотя, конечно, самой сильной болью, резко состарившей отца и укоротившей его жизнь, была неожиданная смерть сына. До этого трагического потрясения отец был довольно бойким, жизнелюбивым и, можно сказать, веселым человеком.

С войны родители вернулись в октябре 1945 года и, не найдя себе пристанища в Артемовске, вскоре уехали в Камышин, где 1 апреля 1946 года официально зарегистрировали свой брак. О том, сколько мытарств пришлось испытать родителям в поисках своего жилья, можно написать отдельную книгу. Но их лишения в те послевоенные годы вряд ли были чем-то особенным на общем фоне хозяйственно-экономической разрухи и всенародного трудового напряжения, пришедших на смену военному лихолетью и беспримерному ратному энтузиазму. Можно только догадываться, как тяжело было им — молодым супругам с подорванным войной и лишениями здоровьем — самим выстоять, да еще поставить на ноги одного, а потом и другого сына: воспитать их, выучить — да так, чтобы не было за них стыдно ни дома ни в столице, чтобы не тяготились их сыновья своим глубинным, народным происхождением, а, наоборот, гордились им!

2 глава

Женя родился в Камышине, 22 мая 1948 года*. Ничего сверхъестественного при рождении не произошло: не зажглась над ним новая звезда, не было на новорожденном рубашки, не улыбался он и не пел песен. Разве только доносить его полные 9 месяцев мама не смогла, и потому ей пришлось более трепетно выхаживать слабенького младенца, весившего всего 1 килограмм 900 граммов, постепенно доводя его до нормальной земной кондиции.

* Если быть предельно точным, произошло оное событие в субботу, где-то около 11 часов утра.

Хочу заметить, что мама — хоть и вернулась с войны отличником медицинской службы — была специалисткой еще в одной области: она хорошо печатала на пишущей машинке и могла вести делопроизводство. И так сложилось, что после госпиталя она уже в медицинских учреждениях не служила, а работала секретарем-машинисткой на нефтебазе, в школе, суде — до тех пор, пока не стала домохозяйкой-пенсионеркой по причине ранней трудовой инвалидности (о которой я уже упоминал).

Помаявшись 5 лет в Камышине и Сталинграде, поменяв несколько мест работы и не видя для себя перспектив, родители с двухлетним Женей снова переезжают в Донбасс. Переезжают, — наверно, несколько громковато сказано: просто возвращаются в Артемовск с двумя чемоданами и железной кроватью — всем нажитым имуществом. Некоторые из сослуживцев и знакомых, кстати, не скрывали порой своего недоумения: как же так — вернуться с войны и не привезти из-за границы никаких трофеев? Ведь иные умудрялись почти вагонами «мародерствовать», привозя и рояли, и золото, и картины, и мебель... Ну да бог с ними, мародерами! У отца и мамы были честно купленные в Венгрии позолоченные швейцарские часы (наручные), которыми они очень дорожили и которые ходят до сих пор (уже более пятидесяти лет), — вот и все военные трофеи. Но главное и самое дорогое, что они привезли с этой войны, — это они сами, их любовь и верность друг другу. Верность, которую они пронесут сквозь всю свою долгую и нелегкую супружескую жизнь, целиком посвященную детям.