Яблоки должны быть красные - [2]

— Ха. Да Бакнелл, наверное, тайно мечтает о пожаре. Страховое возмещение и билет в один конец до морского побережья Флориды.

Он грубо хохотнул и вздохнул. Черт возьми, теперь ему придется вести машину всю дорогу до Эванстона.

Бредовый праздник вызывает у него желание выпить.

Много.

Очень много.

День благодарения всегда был занозой в заднице. Он тащился к Джону ради так называемого «семейного вечера», потому что на этом настаивала невестка. Он был уверен, что Джон предпочел бы заказать еду на дом и посмотреть футбол с упаковкой пива. Или двумя.

Но нет же.

Мисс Выпендрежнице Карен необходимо устраивать традиционный ужин Дня благодарения. С фарфором, серебром и пересушенной индейкой, которую не спасет даже галлон подливки. Она и ее мать — одного поля ягоды.

Но в этом году судьба сделала гигантский рывок относительно планов на праздник. Дом Джона и Карен был на ремонте, а матери Карен кишел термитами, а значит, будет не пригоден для жилья дней пять. Они предложили устроить ужин у Тома. Он полагал, что, черт возьми, бросит на гриль птицу с пивом в заднице и достанет клюквенный соус из банки. Миссис Андерсон, мать Карен, будет в ужасе. Что делало эту идею еще привлекательнее. Она была такой сдержанной, что он удивлялся, как она еще не поперхнулась своей идеальной нитью жемчуга. Четыре, возможно пять часов с гостями. Не так уж плохо. И леди будут убирать весь беспорядок, который, он не сомневался, останется на кухне.

Но позже в доме у Джона лопнула труба, а миссис Андерсон нужно где-то временно пожить. Джон с Карен приедут только после того, как починят трубу.

Беверли уже в пути.

Твою мать.

Он понятия не имеет, чего ожидала миссис Беверли Андерсон. У него тут, черт возьми, не полупансион с проживанием и завтраком. И он вовсе не горит желанием ее видеть. Миссис Андерсон — высокомерная стерва, а ее покойный муж, который год назад умер от порока сердца, был скользкой змеей одетой в костюм-тройку.

Том достал из переднего кармана рубашки помятую пачку «Мальборо» и заворчал. Пусто.

Твою мать!

МИССИС АНДЕРСОН

— Что значит, у вас нет шалфея? На этой неделе День благодарения, — Миссис Беверли Андерсон так сильно сжала ручку тележки, что костяшки пальцев побелели и начали гореть. Она заставила себя расслабиться. Женщина распрямила пальцы, бриллианты сверкнули в свете люминесцентных ламп торгового центра «Грини». «Разогнуть, согнуть, разогнуть, согнуть». Она положила ладони на ручку, слегка сжав ее, и постучала идеально закругленным бордовым ногтем по пластмассовому щитку.

— Конечно, у вас есть шалфей. Он обязателен для надлежащей подливы и начинки.

У сотрудника хватило такта показаться смущенным.

— Мне жаль, мэм. Но этим утром шалфей закончился. Мы получим еще завтра.

На этот раз Бев сжала ручку так сильно, что ногти впились в нежную розовую кожу ладоней, оставив следы в виде полумесяцев.

— Завтра меня здесь не будет. Он мне нужен. Сейчас. Он мне нужен сейчас.

Молодой человек покачал головой:

— Мне жаль, мэм.

Он вернулся к своему нелепому занятию — выкладыванию золотых яблок в корзину. Он укладывал их ровными рядами, веточками вверх, как на картинах Уорхола.

Золотые яблоки — пустая трата времени: они недостаточно сладкие для пирогов или пирожных, недостаточно хрустящие для закуски, недостаточно красные.

Яблоки должны быть красными.

Она сделала глубокий, очищающий выдох. Выдыхаешь испорченный воздух, а вдыхаешь чистый. Она видела этот совет где-то давным-давно. Скорее всего, в женском журнале.

Но здесь весь воздух был спертым. Воняло потными работниками, рыбой из отдела морепродуктов, плесенью и сыростью, отчаянием. Несовершенством.

Испорченный воздух.

Бев сглотнула.

— Что ж, полагаю, мне придется сделать пару покупок в Хардине. Надеюсь, продуктовый магазин там будет лучше подготовлен к празднику.

Она наградила молодого человека угрюмым взглядом, но он ее совершенно проигнорировал.

Точно так же, как раньше это делал Роджер.

Невидимая. Игнорируемая. Как журнальный столик, стоящий возле дивана. Никто никогда его не замечает. Место для лампы. Место для пыльной семейной фотографии с широкими и холодными улыбками и избытком духов. Центром внимания является французский кофейный столик девятнадцатого века с инкрустированной окантовкой. Безупречный, не запыленный, предмет для разговора. Никогда не игнорируемая. Любовница в ярко-красном свитере и с красной помадой.

Беверли ослабила мертвую хватку на ручке.

«Разогнуть, согнуть, разогнуть, согнуть».

В каком-то смысле даже хорошо, что нет шалфея. Это даст ей повод отправиться в магазин и избежать общения с Томом. Он был ужасным, невоспитанным человеком. Грубым и резким. Она будет избегать его так долго, насколько возможно. Возможно, ей удастся спрятаться на веранде. Там у него стоит кресло-качалка, и, насколько ей известно, им никто не пользуется. Прекрасное местечко для того, чтобы читать или вязать и наслаждаться видом.

Том Дженкинс вряд ли относится к тем, кто наслаждается видом. Он ненавидит всех и все. И напоминает об этом постоянно.

В этом ноябре Бев не чувствовала себя благодарной.

Она оторвала пакет от стойки и начала складывать в него красные яблоки «Кортланд».