Я живой! - [14]

Он коротко, без замаха врезал кулаком по старому ржавому ларьку с выцветшей надписью «Соки-воды», отчего несчастное сооружение развернуло, а на его боку образовалась внушительных размеров вмятина.

— Что мы имеем? — Бер дернул желваками. — Мутант — сбежал, свидетель — ушел. Доку это не понравится.

— Командир, ну хватит тебе, — попытался разрядить обстановку Кот, самый невысокий боец группы (всего-то двести тринадцать сантиметров, зато самый ловкий и быстрый). Командир посмотрел на бойца с такой злостью, что тот в страхе отступил на шаг и примирительно поднял руки. — Далеко уйти не мог… Найдем.

Вернулся Зевс. Он уже успел поговорить с частником, у которого останавливалась парочка, и спешил поделиться информацией с товарищами.

— Кажется я знаю, куда отправился наш рыцарь. Здесь недалеко — километров пятнадцать. Если поторопимся, нагоним нашего «Ромео».

— Бер, о чем это он? — спросил Кот озадаченно. — Его же, вроде, Сергеем зовут.

— Забей… — махнул рукой Бер. — Десять минут на сборы.

Катя.

Неизвестно.

Смятение чувств.

Некоторое время я не могла понять, что со мной происходит. Резкие толчки, в лицо упирается что-то горячее, теплое, воняющее потом. Я попыталась оттянуть это нечто руками, но не получилось, пришлось повернуть голову вбок, чтобы не задохнуться.

Очередной толчок в живот заставил меня задергаться. Я увидела немытые, грязные ноги, быстро мелькающие внизу… И вспомнила, как Оно влетел в окно, вынеся прочную пластиковую раму, как брызнули в разные стороны стекла, как я не успела толком проснуться, а Оно уже схватил меня, запрокинул на плечо и спрыгнул вниз. Нет, не Оно — Он… Максим.

— Ма-а-ак-сим, — рваный, быстрый темп, с которым он передвигался, не давал говорить нормально, но Макс услышал…

И резко остановился.

Он поставил меня на ноги, сел, уперев кулаки в асфальт (прямо как горилла), и вопросительно уставился на меня. Его взгляд не был агрессивным. Он просто был не совсем человеческим. Я испуганно попятилась.

— Максим, отпусти меня, — жалобно пролепетала я. — Ну зачем я тебе, ты даже не наешься…

Я не сразу поняла, что за звуки издает это существо (мысленно, я все меньше ассоциировала его с человеком, которого любила). Сначала мне показалось, что он поперхнулся. Но потом стало ясно — это он так смеется.

— Ты меня понимаешь? — спросила я растерянно.

Максим кивнул и улыбнулся, обнажив желтые, длинные зубы.

— Трудно… говорить, — казалось, человеческая речь дается монстру с трудом. — Не помню… много.

Я была поражена. Почему он… такой. На мертвяка он совсем не походил — вон, грудь вздымается, на ощупь теплый, потом разит за километр, да и быстрый, несмотря на габариты слегка рассерженного Халка.

— Зачем ты меня похитил? — спросила я, потихоньку приходя в себя. — Зачем я тебе?

Крупный указательный палец, увенчанный острым грязным ногтем, указал на меня.

— Должна быть… моя, — сказал он и, немного подумав, добавил: — Всегда.

Притихшее было чувство переросло в настоящий ужас. Что это значит? Это чудовище надеется, что я буду с ним? Я любила Максима — а не эту гориллу-мутанта, переборщившую со стероидами.

«Господи, а вдруг он попытается…», — от одной только мысли, что полоумная тварь воспылает ко мне страстью, мой желудок расстался с быстро-растворимой китайской лапшой, съеденной накануне. Максим удивленно наблюдал за тем, как меня тошнит.

— Надо… идти… дом… — промычал он и тут же закинул меня на плечо.

Я оглянулась по сторонам — к нам уже подтягивались разрозненные группы мертвецов — но напасть они не решались. Да и вообще, вели себя крайне странно. Стоило Максиму рыкнуть в сторогу одного из них, как они останавливались, замирали на месте, будто боялись его… Бред какой-то, эти твари слишком тупы, чтобы испытывать страх. Может, он обладает какими-то пси-способностями? Да кто их разберет-то, мутантов.

— Максим, отпусти меня, пожалуйста, — снова принялась жалобно канючить я.

Мутант что-то нечленораздельно рыкнул и снова двинулся в путь.

Шнырь.

База «Оплот».

Кровь, боль, снова кровь.

Шнырь умирал. Боль пронизывала не только его тело, она пропитало все естество попрошайки. Ему хотелось застрелиться — пистолет, в отличие от винтовки, он не бросил… Но Шнырь боялся смерти больше, чем боли.

Дома была лишь бутылка самогона, две упаковки анальгина десятилетней давности и припасенный на черный день пакетик с травой.

Таблетки не помогли, алкоголь тоже. Шныря непрерывно рвало, он уже загадил все жилье (попрошайка обитал в маленьком обшарпанном гараже, на который никто не позарился, когда люди делили территорию базы). Он старался не замечать красного цвета жидкости, которая выходила вместе с желчью, но то, что тварь его заразила, понимал, хоть и не хотел принимать…

«Что делать, — кричало его воспаленное сознание. — Что нужно: антибиотики? Противовирусное? Какая разница, взять их все равно негде? Да если меня кто увидит, сразу же забьет насмерть… Я ж теперь уже, почти что, из этих…»

Шнырь взвыл. Больше от жалости к себе, чем от боли… Ну почему он? За что?

— За то, что ты пытался нас убить, ЧМО!

— Как… что ты здесь делаешь? — спросил Шнырь, глядя в лицо той самой девке, которая его унизила в баре. — Это все из-за тебя, с-с-сука!