Я жгу Париж - [12]

Пьер неуклюже сгреб деньги и сунул их в карман.

– А теперь вот вам пробирки с раствором. Спрячьте их под блузой.

Инженер выдвинул ящик стола и, достав оттуда большой кожаный футляр, нажал кнопку. В футляре на синем бархате лежали две больших пробирки с белесой мутноватой жидкостью. Инженер молча захлопнул крышку и протянул футляр Пьеру.

– Смотрите, не разбейте.

Пьер молча осторожно сунул футляр за пазуху.

– Ну вот и все, – сказал с улыбкой инженер, подымаясь из-за стола. – Конечно, все это очень несложно, и вы без больших усилий сможете выполнить поручение дирекции. Главное: помнить о сроке – послезавтра ночью, никоим образом не раньше, – и держать язык за зубами.

Инженер надел фетровую шляпу.

– Ну, до свидания, – пожал он руку Пьеру. – Через два дня сдадите мне отчет.

Он медленно надевал серые замшевые перчатки.

– Переждите здесь минут двадцать после моего ухода и отправляйтесь домой. Постарайтесь выбраться отсюда незамеченным.

Он протянул Пьеру на прощание портсигар, закурил и, надвинув шляпу, сбежал по лестнице.

Внизу хлопнула калитка.

II

Бурые лондонские туманы испариной влажных удушливых газов медленно расползлись над Европой.

В эти годы ученые отмечали заметную перемену европейского климата. Зимою в Ницце лежал рыхлый снег, и удивленные пальмы с завитыми от заморозков, всклокоченными листьями, как стройные безгрудые гарсонки[24], качались в замысловатом танго.

В Лондоне, как всегда, стоял туман, и днем в тумане горели фонари, а в мутноватой, белесой влаге слепыми подводными лодками шмыгали съежившиеся люди с несуразно короткими перископами трубок.

У лондонцев, вероятно, вместо легких – губки, чтобы впитывать туман.

В полдень, в тумане, задранные к небу остроконечные морды труб выли протяжно-долго, как собаки, почуяв мертвечину, и тогда из заводов, из контор, из государственных учреждений высыпали миллионы человеческих губок впитывать туман, чтобы понести его обратно в шестиэтажные муравейники учреждений и бюро.

В черных, как угольные копи, гаванях ежедневно в одно и то же время гудели брюхатые пароходы, и на пароходах отплывали в английские доминионы эшелоны солдат, чиновников и просто граждан Британской империи; отплывали, чтобы где-то, под знойным небом Индии, выдохнуть немного тумана, который расползется свинцовой испариной, ибо для прожженных солнцем индусов лондонский туман удушливей удушливого газа.

Этим летом в Европе непрерывно шел мелкий, колкий дождь, и в августе от берегов Британии дыхнуло туманом. Туман тяжелой вуалью проплыл над Ла-Маншем, окутал зеленые берега Нормандии и потянулся дальше, обволакивая предметы и города серой бархатной замшей. Серые лохматые клубы ползли по равнинам, как дым.

На Ла-Манше протяжными гудками перекликались пробиравшиеся в тумане пароходы.

В Довиле туман сдунул с пляжа купальщиков, приехавших наслаждаться летом, и море жадными языками лакало белый песок, как забытое на тарелке недоеденное картофельное пюре. По террасам отелей слонялись съеженные, словно невыспавшиеся люди, укутанные кашне.

По ресторанам и кафе, в холлах отелей с утра визжал уже джаз, и неудачливые, полуголые купальщицы, облитые желтым мертвенным светом люстр, вздрагивали в синкопах наслаждения, точно крабы, вцепившиеся в грудь отряхивающихся водолазов-танцоров.

Утром из серого облака тумана зигзагом молнии вылетел скорый поезд и по громоотводу рельсов слетел на вокзал. На перроне его ждали два господина в черных цилиндрах, штук двадцать фотографов и беспокойная кучка репортеров. Из вагона первого класса вышел бритый седой джентльмен, в кепи, в сопровождении нескольких джентльменов помоложе. Господа в цилиндрах церемонно поспешили им навстречу. Защелкали фотографические аппараты. Господа в цилиндрах, вежливо приподымая цилиндры, заговорили по-английски. У выхода ждали два автомобиля; под тяжестью усевшихся в них джентльменов автомобили подобострастно закачались и отплыли в туман. Репортеры на подвернувшихся такси помчались вслед за ними, сжигаемые заманчивой надеждой интервью. Приехавший был английский премьер-министр.

Через час в осаждаемый журналистами холл отеля сошел секретарь премьера, переодевшийся в живописно-сдержанный пуловер[25] и широкий английский костюм, и с вежливо-скучающим видом сообщил навязчивым репортерам, что премьер прибыл в Довиль, не преследуя никаких политических целей, дабы отдохнуть в нем несколько дней от государственных дел, и что он очень сожалеет о неблагоприятной погоде.

Репортеры усердно стенографировали. Они знали великолепно, что день тому назад в Довиль прибыл из Парижа французский председатель совета министров, которого они ходили встречать на вокзал и провожали в ту же гостиницу, получив от него почти слово в слово такое же заявление. Знали они еще и то, что дня два тому назад поездом от бельгийской границы приехал в Довиль польский посланник, хотя на вокзал его ходил встречать только один господин в цилиндре, и на перроне не было ни фотографов, ни репортеров. Поэтому, прилежно записав сообщение секретаря, они немедленно побежали протелеграфировать в свои газеты известие о важной политической конференции представителей трех держав. Сделав это, они прибежали обратно караулить несловоохотливых дипломатов.