Я жду отца. Неодержанные победы - [22]

А их нет и нет.

А куда тебе писать — не знаю. И не могу не писать. И вот я пишу. Пишу тебе письмо. А где ты — не знаю. А жив ли ты — не знаю.

Милый папочка, если даже ты инвалид, все равно ты нужен нам. Все равно — приходи. Потому что мы ждем тебя. Потому что всегда будем ждать тебя. И никогда не поверим, что ты мертвый.

Папочка, приходи, пожалуйста! Возвращайся с войны. Я жду тебя.

Твой сынок Сережа.

Я беру письмо. Я делаю из него парус. Я пускаю кораблик.

А река — широкая. Солнце — огромное. А кораблик — маленький. И вместо паруса — письмо.

Я стою на берегу. Дует ветер. И кораблик летит по волнам. Навстречу солнцу.

А огромное солнце — низко. И к нему плывет мой кораблик. А ветер надувает парус. А парус — письмо.

Письмо к тебе, отец.

Я послал письмо отцу шестого августа тысяча девятьсот сорок пятого года. В этот день Америка взорвала первую атомную бомбу…

Эпилог

Я завидую мальчикам, у которых отцы вернулись с войны. Я страшно завидую им. Собственно, это не зависть. Это другое. Чувство, которое я не могу объяснить. В нем и боль утраты, и горечь несбывшейся надежды, и просто — зависть.

Я завидую вам, мальчики. Завидую, что ваши отцы вернулись. Завидую и радуюсь за вас и вместе с вами. Иного и быть не может.

И все же я жду отца. Несмотря ни на что. Несмотря на то, что он погиб. Несмотря на то, что я знаю об этом.

Я жду. Мне двадцать шесть. И у меня сын. А я все жду отца.

Жду и жду!

Временами мне кажется, что он придет. Постучит. Войдет в шинели и сапогах. Громадный и молодой. Такой, как на фото. Скажет: «Здравствуйте. Я вернулся. А вы ждали меня?»

Поймет ли он, что, несмотря ни на что, мы ждали его? Я думаю — да. Он поймет. Он не осудит ни меня, ни мать — никого.

Я жду отца. Для меня он всегда такой, как на фото. Молодой и улыбающийся. Для меня он никогда не состарится.

Для меня война еще не кончилась, потому что мой отец не вернулся, и я его жду. И мне жутко подумать, что мой сын тоже будет ждать меня. И не дождется.

Это не просто боязнь смерти. Это тревога за будущее моего ребенка, тревога за всех сыновей, которые будут ждать отцов.

И снова я жду, жду, жду. И мне кажется, отец ищет меня. И, возможно, мы не раз встречались. Но не узнавали друг друга и проходили мимо.

Недавно я ехал в поезде. На одной станции я вышел из вагона и бесцельно побрел по перрону.

Подошел встречный поезд. Пассажиры хлынули в буфет, разбрелись по станции.

Я увидел высокого пожилого мужчину. Он медленно шел мне навстречу. Он шел так же бесцельно, как и я. А может, он тоже ждал, как и я.

Мы посмотрели друг на друга и прошли мимо. В его взгляде было ожидание. В моем — тоже.

Нелепая мысль — а вдруг это отец?! — толкнула меня, и я оглянулся. Мужчина тоже оглянулся. Глаза наши встретились, мы смутились, отвернулись, и он быстро ушел в свой вагон.

Мой поезд ушел в одну сторону.

Его — в другую.

Я стоял в тамбуре, курил и ругал себя: почему я не заговорил с ним?

Неодержанные победы

Глава первая. Трофеи

Тетка работала в кинотеатре повторного фильма. Там показывали старые картины, на них почти никто не ходил, потому что ленты, как и люди, стареют и умирают.

Осенью рано темнело, и, когда мальчик шел к тетке, уже зажигались фонари.

Он подходил к двухэтажному зданию, серому и не очень привлекательному на вид, поднимался по лестнице и видел, как у входа в зрительный зал стояла его тетка и проверяла билеты.

Зал почти всегда пустовал, мальчик мог занимать любое место, но тетка обычно усаживала его где-нибудь с краешку или, наоборот, позади, недалеко от входной двери, и, когда начинался сеанс, подсаживалась к нему.

Тетка была молчалива. Одинокие люди по — разному проявляют себя. Одни молчат, как тетка мальчика, другие жалуются на свои неудачи и во всех видят неприятных людей, от которых только и можно ждать какой-нибудь пакости. А тетка никому никогда не жаловалась на свою жизнь, ни с кем не советовалась, и вообще мальчику порой казалось, что она открывает рот, чтобы сказать: умойся, учи уроки, сходи за хлебом. Даже когда мальчик приносил в дневнике двойку, тетка только молча смотрела на него, молча закрывала дневник, молча уходила на кухню. И для мальчика это молчание было понятнее и тяжелее любого наказания.

Только однажды тетка сказала очень длинную фразу, это было два года тому назад, когда мальчик приехал. Ему было девять лет, и он приехал сам. Поезда везли его, гремя колесами и ревя сиреной, к незнакомой тетке, у которой он должен был теперь жить.

Он поехал к ней не потому, что ему хотелось, а потому, что умерла его мать, а отца давно не было. Отец ушел от них, когда мальчик только родился. Ушел и пропал, как пропадает одинокое облако в синеве неба. А когда умерла мать, соседи написали письмо тетке. И та прислала телеграмму: «Пусть приезжает». Она, наверное, не поняла, а может, даже и не знала, сколько ему лет, думала, что он уже большой и может сам ездить на поездах.

И мальчик поехал.

Соседи собрали деньги и попросили проводницу присмотреть за мальчиком и довезти его до самого того города, до самого того дома, где живет тетка.

И проводница смотрела за мальчиком, и он доехал благополучно.