Я жду - [4]

Почти ровно две недели спустя, в воскресенье 18 июня, во второй половине дня я отправился в чулан в поисках старых фотографий. Чулан находится наверху и там нет никаких окон, кроме слухового. Он весь заставлен поломанной мебелью, картонными коробками и старыми сундуками. Сидевшая в гостиной Мэйбл заставила меня пообещать, что я оставлю все в точно таком же виде, в каком нашел. Еще она сказала мне надеть один из ее фартуков.

Размышляя, с чего начать поиски, я решил остановиться на сильно потрепанном саквояже со множеством наклеек, который выглядел достаточно большим и старым, чтобы в нем мог уместиться весь семейный архив. Я сдунул с него пыль и, опустившись на колени, расстегнул застежки и ремни. Не успел я это сделать, как его содержимое посыпалось на пол. Едва не лопавшийся саквояж был доверху набит бумагами, счетами, старыми номерами журналов, театральными программами, газетными вырезками, бальными книжечками, меню с чьими-то автографами и всевозможными другими восхитительными реликвиями, из которых многие относились еще к концу прошлого столетия. В восторге я принялся разглядывать все эти сокровища, совершенно позабыв о первоначальной цели поисков. За этим занятием я провел, наверное, около четверти часа.

Я все еще сидел, склонившись над бумагами, когда у меня начался приступ.

На этот раз я испытал иные, несравненно более сильные ощущения. У меня зазвенело в ушах, руки и ноги окоченели и, казалось, будто у основания позвоночника меня, подобно удару электрического тока, поразила конвульсия. Все мои чувства, словно в приступе сильного головокружения, завертелись в бешеном водовороте. В полуобморочном состоянии, с трудом переводя дыхание и уже теряя сознание, я едва успел подумать: «Сейчас это снова случится!» — и закрыл глаза.

Не знаю, сколько продолжался обморок. Возможно, очень недолго. Постепенно напряжение в руках и ногах спало, голова прояснилась и я начал глубоко и свободно дышать. Блаженное чувство облегчения. С огромной осторожностью я открыл глаза и огляделся по сторонам.

В те первые два раза, когда со мной это случалось, я как бы погружался в состояние помрачения. Сейчас происходило нечто противоположное. Я чувствовал то, что может чувствовать человек, пробуждаясь от дурного сна. Я был в полном сознании — право, моя голова работала даже с неестественной легкостью. Тело казалось легким и подвижным. Зрение — удивительно острым. Только сердце, охваченное сильным и все возраставшим волнением, билось чаще обычного.

Сначала я с трудом узнал комнату, в которой находился. Это была все та же комната, только на этот раз совершенно пустая. Бумаги, сундуки, мебель — все это исчезло куда-то. Пол, на котором я стоял на коленях, был очень чистый; видно, его недавно мыли, и в углах не было никакой паутины. Я взглянул на слуховое окно и увидел над головой клочок ясного неба. Свет был очень ярким, и можно было заключить, что дело происходит ранним летним утром.

В течение нескольких минут я не шевелился. Я почти не смел, боясь оборвать это приключение. К тому же мне было нужно время, чтобы привыкнуть к обстановке и подумать. Как я уже сказал, у меня была совершенно ясная голова. Я даже удивляюсь тому, как быстро я смог освоиться со своим трудным положением. Нет сомнения, я совершил настоящее путешествие во времени — либо в будущее, либо в прошлое. Меня, как котенка, взяли за загривок и перенесли куда-то. Но куда? «Когда я существую?» — спрашивал я себя, и вопрос этот вызвал у меня смех.

Конечно, я испугался, но я был гораздо сильнее взволнован, чем испуган. Поэтому, будь что будет, решил я, но я непременно узнаю, где очутился. За стенами этой комнаты идут другие комнаты. Там люди. Там целый мир. Какой это мир? Какие люди? Я должен это узнать. И, поднявшись на ноги, я совершил, безусловно, самый смелый поступок всей моей жизни. Я прошел через всю комнату и повернул ручку двери.

Она была заперта.

Это нанесло неожиданный и оглушительный удар всем моим надеждам. Какое-то время я стоял и глупо вертел в руке ручку двери. Потом принялся с грохотом дергать ее и стучать кулаком в дверь. И наконец, громко завопил:

— Выпустите! Выпустите меня отсюда!

Ответа не было, и через некоторое время я затих. Бесполезно кричать — дом, наверное, пуст.

Медленно вернулся я на середину комнаты. Теперь сердце у меня билось так часто, что я чуть не задыхался. В голове со скоростью локомотива проносились мысли. «Я должен выбраться отсюда!» — твердил я самому себе. Я взглянул на слуховое окно: слишком высоко и туда не на чем залезть.

С детства я привык, пусть не всегда охотно, восхищаться необыкновенной ясностью ума моего брата. Теперь, стоя тут совершенно беспомощный, я спрашивал себя, что сделал бы он, который никогда и нигде не теряется, окажись он на моем месте. Как и всегда, он занялся бы изучением всех доступных ему фактов, как бы они ни были скудны. Что ж, я тоже воспользуюсь этим методом. Не может ли эта пустая комната дать ключика к разгадке? И я принялся фут за футом обследовать ее оком детектива-любителя.

Тут я и совершил свое великое открытие. В темном дальнем углу у плинтуса валялись скомканные и грязные листки бумаги. Усевшись на пол, я разгладил их дрожащими руками. Это были страницы, вырванные из середины какого-то журнала. Я прочел его название — «Птицевод-любитель». И дату — июль 1944 года.