Я — ярость - [90]

Тут-то и начинает формироваться идея. Отчаянная, грубая, хваткая, принадлежащая скорее Пэтти, чем Патрисии.

У нее есть ключ, код от дверей. Есть причина появляться в доме О’Мэлли.

И самих О’Мэлли не будет еще несколько месяцев.

— Бруклин, дорогая!

Нет ответа. Девочка сидит, надев на голову гигантские наушники, и пялится в свой дурацкий планшет. Неудивительно, что царила столь приятная тишина.

Патрисия привлекает внимание Бруклин и, когда та снимает наушники, говорит:

— Мне нужно, чтобы ты сидела тут и занималась ровно тем же, чем сейчас. Бабушке надо ненадолго заехать к соседям.

Бруклин широко распахивает глаза.

— Но мне не разрешают оставаться дома одной! Я слишком маленькая!

— Чушь! Я оставалась дома одна, когда мне было пять, и твоя мама тоже. И я буду близко! Всего лишь в соседнем доме. Управлюсь за полчаса, а то и быстрее. — Бруклин прикусывает губу, и Патрисия добавляет: — Могу оставить тебе немного конфет дедушки Рэндалла, чтоб тебе было чем заняться.

Беспокойство мгновенно исчезает.

— Люблю конфеты! — вопит Бруклин.

— Вот и умница.

Патрисия поднимается по лестнице, идет к закрытому кабинету Рэндалла и останавливается у двери. Эта комната всегда была запретной территорией, и, честно говоря, Патрисия никогда не пыталась сюда попасть. Даже заглядывая внутрь, она не переступала порог. Но ведь запретам конец, верно? Она проворачивает ручку, ощущая приятную дрожь от собственной дерзости.

Внутри темно, как всегда. Рэндалл отделал эту комнату деревянными панелями со встроенными книжными шкафами, поставил тяжелый письменный стол, изготовленный на заказ, — в общем, как будто он пытался воспроизвести свой же кабинет в здании суда. Патрисия знает, что где-то здесь хранятся его запасы сладостей и снеков. Видит бог, она ни за что не купила бы всю ту дрянь, которую он пихает в себя, чтобы справиться со стрессом.

Она начинает со стола. Залезает в ящик, который всегда под рукой, и находит крысиное логово, полное конфет. Открытые пакетики драже (остались преимущественно черные). Большие шоколадные батончики, у которых отломаны один или несколько квадратиков, а остатки аккуратно завернуты в обертку. Вафли всех цветов. Она жалеет, что взяла с собой только один пакетик, но ведь можно взять что-то одно, а потом вернуться за добавкой — на случай, если снова понадобится подкупить девчонку. Патрисия берет нераспечатанный пакетик драже, прикидывая, что Бруклин, как и Рэндалл, не очень-то любит лакричные.

Детское ликование, которое она испытывает, закрыв этот ящик с сокровищами, поистине наркотическое. Патрисия методично обшаривает огромный письменный стол. Под сукном лежат триста долларов наличными, а еще она находит рубиновый кулон (слишком яркий и маленький, явно не для нее) и со вкусом выбранное кольцо с бриллиантом (явно для нее, потому что оно идеально садится на ее безымянный палец, а в следующем месяце у них годовщина).

Была бы в следующем месяце?

Она забирает украшения и все деньги.

В остальном тут только дешевые снеки и куча рабочих бумаг. К своей персоне он привередлив, а вот в работе совершенный неряха, поэтому и нанимает секретарей и помощников. Патрисия немного удивляется, что не нашла маленькую черную книжечку с номерами любовниц, но потом вспоминает, что телефон Рэндалла всегда при нем и защищен сложным паролем, так что он не бросил бы просто так нечто столь важное.

А вот Патрисию, например, он бросил вообще без колебаний.

Прежде чем закрыть дверь, она глубоко вдыхает: запах одеколона Рэндалла и запах его тела, слабые нотки скотча, старых книг, кожи, липкий привкус сигар, которые нельзя было курить в доме. Она будет скучать по деньгам Рэндалла, по безопасности, комфорту и преимуществам в соблюдении законов, которыми могла пользоваться жена судьи, — но по присутствию самого Рэндалла Патрисия скучать не станет.

Интересно, он про нее думает так же?

Наверное, иначе не решился бы на такой шаг. Патрисия убеждена, что именно он организовал кражу. Он знает ее привычки и знает коды безопасности (пусть и отговорился, что не помнит их). Она знала, что судье свойственно копить обиды в профессиональном плане, но никогда не думала, что он так низко падет, что будет таким неоправданно жестоким.

Спустившись вниз, она вручает Бруклин пакетик с драже.

— Мне можно целую пачку? — со священным восхищением переспрашивает девочка.

На губах Патрисии появляется улыбка истинной бабушки — снисходительной и чуточку волшебной.

— Целую пачку. Я скоро вернусь. — Она берет телефон, ключи и большую сумку, смотрит на себя в зеркале в прихожей, потом возвращается к Бруклин. — И помни: не готовь еду, не ходи к бассейну, не делай ничего опасного.

Но та уже снова пялится в планшет и вдохновенно выкладывает радугу из сладостей. Нет смысла ее дергать, пора идти.

Оказывается, что без Розы и Мигеля аккумулятор у гольф-кара сдох. Раздраженная, но не напуганная, Патрисия запирает за собой входную дверь и впервые за несколько месяцев идет по тротуару. На улице ярко и жарко — типичное флоридское лето — и ни души кругом. Ни машин, ни гольф-каров, ни шикарных женщин с собачками. Птицы перекрикивают друг друга, жуки трещат по кустам. Вышагивая по чистому, но пустому тротуару, Патрисия отмахивается от комара, радуясь, что ей уже сделали прививку и не придется сталкиваться с той дилеммой, которая выбила Челси из привычной жизни. Маленькая дурочка. А ведь Патрисия говорила ей, что брак с Дэвидом будет ошибкой. Его семья не была богата, и к тому же под обаянием золотого мальчика проскальзывало нечто зловещее — но послушалась ли Челси. Разумеется, нет. Остается надеяться, что урок она усвоила.