Я вышла замуж за покойника - [9]

«Вот как оно, значит, должно быть», — горько размышляла Элен.

Поезд продолжал мчаться в ночи. Здесь, где они находились, грохота не было слышно, ощущалась лишь глухая вибрация.

Завершив наконец туалет, Патрис уступила подруге место.

— Да, последняя ночь, — вздохнула она. — Завтра к этому времени будем на месте, худшее будет позади. — Она обхватила себя руками, будто дрожа от страха. — Надеюсь, им понравится то, что им предстоит получить.

Она искоса с беспокойством взглянула в зеркало, поправила прическу.

— У тебя все будет хорошо, Патрис, — спокойно заверила ее Элен. — Тебя просто нельзя не любить.

Патрис, суеверно скрестив пальцы, подняла руку, показывая подруге.

— Хью говорит, что они весьма состоятельные, — продолжала она. — Иногда от этого еще хуже, — прыснула она, вспомнив что-то. — Думаю, действительно богатые. Им даже пришлось присылать нам денег на дорогу. Мы там все время едва перебивались. Правда, жили страшно весело. По-моему, только и веселиться, когда денег кот наплакал, согласна?

«Порой… наоборот», — подумала Элен, промолчав.

— Во всяком случае, — без умолку трещала собеседница, — как только они узнали, что я ожидаю ребенка, это сразу все решило! Они и слышать не хотели, чтобы я родила там. Правда, я и сама не хотела, да и Хью тоже. Детей надо рожать в добрых старых Штатах, верно? Это самое малое, что им можно дать.

«Порой это все, что можно дать, — пронеслось в голове Элен. — Это… и семнадцать центов».

Она тоже закончила туалет.

— Раз уж мы здесь, — сказала Патрис, — давай еще подымим. По-моему, мы никого не задерживаем. А если будем разговаривать там, то нас еще могут заставить замолчать — всем хочется вздремнуть. — Со всех сторон в зеркалах замерцало отражение желтого огонька зажигалки. Она удовлетворенно вздохнула. — До смерти люблю поболтать перед сном с подружкой. Сто лет не болтала. Наверно, со школы. Хью говорит, что во мне много женского. — Она осеклась и задумалась над словами мужа. — Это хорошо или плохо? Надо у него спросить.

Элен не могла подавить улыбку:

— Думаю, хорошо. Я бы не хотела быть похожей на мужчину.

— Я тоже! — поспешила согласиться Патрис. — У меня тогда перед глазами возникают такие, которые непотребно выражаются и небрежно сплевывают.

Подруги одновременно захихикали. Но легкие, как бабочка, мысли Патрис уже перепорхнули на другую тему.

— Интересно, — стряхивая пепел, заметила она, — можно ли там будет курить в открытую? — Она пожала плечами. — Ну да ладно, всегда найдется укромное местечко.

И вдруг ни с того ни с сего молодая женщина обратилась к их нынешнему положению.

— Тебе страшно? Ну знаешь, этого? — спросила она Элен.

Элен взглядом дала понять, что боится.

— Мне тоже. — Патрис задумчиво затянулась. — По-моему, все немножко боятся, правда? Мужчины думают, что нам не страшно. Стоит мне только взглянуть на Хью, — улыбнулась она, — как я уже вижу, как он трусит за нас двоих. Я всегда делаю вид, что мне ни капельки не страшно. И я его подбадриваю.

Элен не могла представить, как можно обсуждать это с кем-нибудь.

— А они рады этому? — имея в виду родителей Хью, поинтересовалась Элен.

— Еще как. Просто умора. Представляешь, первый внук или внучка. Они даже не спрашивали, хотим ли мы приезжать. Приезжайте, и все тут.

Пэт загасила окурок под тонкой струйкой воды из крана.

— Готова? Пойдем обратно? — предложила она.

Обе были заняты мелочами. Вся жизнь состоит из череды мелочей. Потом вдруг врывается что-то огромное. И что тогда остается от мелочей, куда они деваются?

Элен поворачивала ручку замка, который, войдя, заперла за собой Патрис. Патрис немного задержалась, укладывая что-то в сумку. Ее смутные очертания отражала хромированная поверхность стенки. Мелочи. Мелочи, из которых складывается жизнь. Мелочи, которые обрываются…

Чувства обманули Элен. Они не успели совпасть по времени со случившимся. Сначала возникло мимолетное ощущение, будто что-то неладно с дверью, что она целиком сдвинулась с места. Просто оттого, что Элен взялась за ручку замка. Будто девушка потянула всю ее на себя, и дверь вместе с рамой, петлями и всем прочим валилась на нее. И в то же время этого не случилось, дверь не отделилась от стены. Вторым мимолетным ощущением, тоже обманчивым и тоже длившимся доли секунды, было — будто вся стена целиком, вместе с дверью и всем остальным, валится на нее. Но и стена не упала. Вместо этого все помещение как бы встало дыбом, переместилось таким образом, что то, что до этого было стеной, стало потолком, а пол, на котором Элен прежде стояла, вздыбился перед нею стеной. Дверь унеслась вверх, стала недостижимой и непреодолимой преградой.

Лампочки погасли, погас весь свет, но промелькнувшие в глазах картины были до того яркими и ошеломляющими, что они надолго застряли у нее в голове. Прошло сравнительно много времени, прежде чем Элен осознала, что находится в абсолютной темноте и ничего кругом нет. Лишь порожденные ужасом фантастические видения.

Возникло отвратительное ощущение, что рельсы из твердых стальных брусьев превратились в мягкие волнистые ленты и что поезд все еще следует их капризным изгибам. Вагон, казалось, прыгал вверх и вниз, как в рисованном кино, и эти прыжки становились все чаще и чаще. Издали неумолимо нарастал скрип и скрежет, напомнив ей виденную в детстве домашнюю кофемолку. Но та, в отличие от нынешней, не затаскивала тебя в свою пасть, размалывая все, что попадалось по пути.