Я вспоминаю... - [156]

В ответном письме, датированном 10 сентября 1993 года, Спилберг писал мастеру, на выздоровление которого надеялся, как и все, кто окружал Феллини:

«Надеюсь, что Вы уже чувствуете себя гораздо лучше. Я был горячим поклонником Ваших фильмов с тех пор, как у меня открылись глаза… То, что ныне мне присудили ту же награду, какой было удостоено Ваше творчество в целом — творчество, снискавшее всеобщее признание и одобрение, — делает ее в моих глазах еще более драгоценной.

Ваши фильмы были для меня необыкновенным источником вдохновения. Вашим фильмам в несравненно большей степени, нежели лентам других авторов, кино обязано тем, что его называют искусством. Жаль, что мне не выпала возможность увидеться с Вами в Венеции, но я не сомневаюсь, что в будущем наши пути еще сойдутся».

Письмо заканчивалось словами: «Желаю Вам всего наилучшего и продолжаю пересматривать Ваши фильмы, по-прежнему черпая из них творческую энергию и вдохновение».

Это было последнее письмо, которое довелось прочитать Феллини.

За траурной церемонией на студии «Чинечитта» на другой день последовала заупокойная служба в церкви Санта-Мариа-дельи-Анджели. На ней присутствовали близкие и друзья Федерико и Джульетты. Ее почтили своим присутствием не только представители кинематографических кругов, но и президент Республики и члены кабинета министров. Премьер-министр Италии Карло Чьямпи сказал в своей речи, что Италия потеряла «своего великого национального поэта».

Целые кварталы были запружены поклонниками Феллини — людьми, которых он не знал, но которые знали его. Среди них были официанты ресторанов и водители римского такси. Огромное число таксистов припарковало свои машины по соседству с церковью, вызвав дополнительную пробку. Феллини оплакивали тысячи незнакомых с ним людей и миллионы, смотревшие сводки телевизионных новостей.

Джульетта сказала, что членам семьи и близким едва ли стоит одеваться в черное: «Федерико это вряд ли понравилось бы». На ней самой были темные очки, скрывавшие глаза, покрасневшие и превратившиеся в щелочки от проливаемых слез. На голове ее была шляпка в форме тюрбана: под ней прятались волосы, поредевшие после химиотерапии — процедуры, которую удалось провести вдали от посторонних взглядов.

На протяжении всей церковной службы она перебирала четки. Ближе к ее завершению, в самый душераздирающий момент Джульетта подняла руку с четками вверх и на прощание помахала любимому. «СЛао, атоге», — прошептала она.

У всех было ощущение, что она надеется вскоре воссоединиться с мужем. Те немногие, кто был с ними рядом на протяжении долгих лет, не сомневались: Джульетте не дано надолго пережить Федерико, и она сознает это.

В Римини гроб с телом Феллини сопровождали его сестра Магдалена и ее дочь Франческа.

Джульетта предпочла остаться в Риме, объяснив это тем, что ее горе, ее страдание не оставили ей сил перенести поездку. Это было правдой. Правдой было и то, что она тяжело больна. С разбитым сердцем возвратилась Джульетта в квартиру на виа Маргутта.

В мою память запали слова, сказанные ею несколько лет назад: «Быть женой Федерико Феллини — вот главная роль, какая выпала мне в жизни».

Тогда же она добавила: «Но когда люди вместе так много лет, как мы, случается, что они меняются ролями. Выпадали дни, когда я бывала Дзампано, а он — Джельсоминой». Без Феллини их общий дом казался удручающе пустым. Борясь за собственную жизнь, Джульетта одновременно боролась с утратой супруга с пятидесятилетним стажем, своего величайшего режиссера и ближайшего из друзей.

Ее пыталась утешить и ободрить семья: брат Марио, сестра Мариолина и племянница Симонетта. Последняя была дочерью ее младшей сестры Эуджении, умершей несколько лет назад. Симонетта помнила, как мать держала ее на руках, пока они ждали в аэропорту дядю Федерико и тетю Джульетту, возвращавшихся из Голливуда с церемонии присуждения наград Американской киноакадемии. Тогда «Оскара» в номинации «Лучший иностранный фильм» присудили «Дороге», и дядя и тетя получили всеобщее признание как звезды первой величины. Все это, впрочем, было еще невдомек маленькой девочке, понимавшей только, что собравшихся объединяет чувство всепоглощающего счастья. Когда дядя Федерико и тетя Джульетта спускались по трапу, она увидела, что золотую статуэтку «Оскара» держит в руке Джульетта. Увидев Эуджению и Симонетту, она гордо помахала ею в воздухе.

Семья Джульетты была рядом с ней, когда она перебирала письма и телеграммы соболезнования, прилетевшие со всех концов мира. Были среди них послания глав государств: Бориса Ельцина, Франсуа Миттерана, японского императора Аки-хито, а также сочувственные слова тысяч других, кто не нашел другого способа выразить охватившее их чувство потери.

Каждое утро Джульетта входила в кухню, привычно включала радио и вслушивалась в то, что люди говорят в микрофон о Феллини. Труднее всего ей было входить теперь в гостиную, которую Федерико называл «комнатой для размышлений».

Ей поступали предложения сыграть в том или ином фильме, приглашения принять участие в кинофестивалях, музейных выставках, культурных проектах, светских мероприятиях. В частности, продолжалась обсуждаться возможность поставить на Бродвее мюзикл «Джульетта и духи» — идея, которая была ей особенно по душе. Марвин Хэмлиш собирался написать музыку, и она с Феллини много говорили о том, какие изменения следует внести в сценарий, чтобы максимально приблизить образ главной героини к тому, как он виделся самой Джульетте.