Я всегда остаюсь собой - [16]

– Сегодня мы сделаем две важные вещи. Нам нужно получить для тебя код и выдать тебе твой первый браслет. Ты готов?

– Готов.

– Отлично! Сначала код. Это длинный ряд цифр и букв, который ты должен хорошенько выучить наизусть и не сообщать никому. Он только твой, понял?

– Понял.

– Даже мне. – Его усы подпрыгивали прямо у меня перед глазами, и я все время пытался сфокусироваться на них. «Смотри, как красиво мы подпрыгиваем, – говорили мне усы, – какая тебе разница, что говорит рот, который под нами?»

– Хорошо. Даже вам не сообщать.

– Ты знаешь, зачем нужен браслет, да?

– Да. Можно обменяться с кем-нибудь другим и переселиться в его тело.

– Правильно! Когда я дам тебе браслет, ты сможешь ввести код, который надо запомнить как следует, чтобы доказать, что ты – это ты. Не важно, в чьем теле ты находишься. Если захочешь доказать кому-нибудь, что ты – это ты, сможешь пойти в отделение полиции или в любое консульство, если ты где-нибудь в далекой стране, – и там у тебя попросят ввести твой код в специальный компьютер и тем самым узнают, кто ты. Знаешь, что такое консульство?

– Да. Здание другой страны.

– Молодец. Благодаря коду полицейские и люди, которые хотят тебе помочь, узнают, кто ты. Даже если ты обменялся много раз и потерялся, ты сможешь прийти в одно из этих мест – туда, где есть такой компьютер, – и доказать, что ты – это и правда ты. В этом коде зашифровано твое имя, ни у кого другого в мире такого кода нет.

– Ясно.

В большинстве случаев после этого заполняли анкеты и брали отпечатки пальцев. Но не в моем. Рыжеусый стал что-то быстро набирать на клавиатуре и одновременно говорил:

– Знаешь, Дани, мало кто получает браслет до семнадцати лет, по крайней мере у нас в стране. Ты – особый случай, раз смог получить браслет в таком юном возрасте.

Это не я особый случай, а мой папа.

– В принципе, дети могут обмениваться уже в семь-восемь лет, но по закону это запрещено, поскольку опасно. Получить браслет – это большая ответственность, и нужно уметь пользоваться им как следует. Обещаешь, солнышко?

Сам ты солнышко.

– Обещаю, – сказал я.

Он нажал на несколько клавиш, посмотрел на экран, немного наморщил лоб и снова нажал.

– А, вот, – сказал он.

Принтер, который стоял на полу за его спиной, зажужжал и выплюнул маленький листок. Принтера я раньше не замечал, и, когда он внезапно зажужжал, я подпрыгнул на стуле. Так выяснилось, что я все-таки был сильно напряжен.

– Не пугайся, – сказал сотрудник. Он нагнулся и протянул мне сложенный листок. Я взял его и заглянул внутрь. Там был длинный ряд цифр и букв в черной прямоугольной рамке, а над ней и под ней – всякие предостережения, щедро сдобренные восклицательными знаками.

– Это нужно выучить назубок сегодня вечером – так, чтобы знал только ты, – и потом порвать листок на мелкие кусочки и выбросить. Хорошо, солнышко?

Я сунул листок в карман:

– Хорошо.

– А теперь сделаем тебе твой собственный браслет.

Он взял один из браслетов со стола, положил в перевернутую букву П и что-то набрал на клавиатуре.

Браслет слегка затарахтел, а потом стал пищать – без какого-либо ритма. Наконец он издал длинный «биииииииииип» и замолчал.

Сотрудник вытащил браслет и протянул его мне. Он уже перестал изображать приторную любовь к детям, на его лице была обычная улыбка человека, который завершил работу и улыбается с удовлетворением и облегчением.

Я взял браслет и стал рассматривать: черный ремешок с пряжкой, посередине экранчик, а по бокам – две черные кнопки, почти незаметные.

Я вопросительно посмотрел на сотрудника: можно?

– Не просто можно. Нужно! – сказал он. – Мы же должны убедиться, что он работает, правда?

Дрожащими руками я надел браслет на запястье левой руки и застегнул.

– Посвободнее, – сказал он, – чтобы не слишком давило. Надо, чтобы он просто был у тебя на руке. Необязательно, чтобы он прилегал к коже по всей поверхности.

Я взмахнул рукой, чтобы показать, что мне удалось надеть браслет как нужно.

– Очень хорошо, – сказал он. Вернулась прежняя улыбка. – Теперь давай проверим.

Я посмотрел на черный браслет на фоне моей бледной детской кожи. Он выглядел как-то не так. Не к месту. Как огромные часы ныряльщика на руке младенца.

В нашем классе несколько ребят уже пробовали обменяться.

Шай Гринберг хвастался, что старший брат дал ему свой браслет попользоваться. Как любой тогдашний противный подросток, он менял браслет по меньшей мере раз в полгода (с ремешком от Кельвина Кляйна! Нет, с изображением певца-которого-когда-то-звали-Принс! Нет, лучше всего – металлический синий, в который встроены еще часы и калькулятор! Фу, дебил…), и поскольку можно было обмениваться между браслетами, принадлежащими одному человеку, Шай Гринберг, это хвастливое ничтожество, мог путешествовать вместо своего брата и даже один раз несколько минут обнимался и целовался с его подружкой. Ну, по крайней мере, он так рассказывал.

Но на моей руке браслет выглядел не к месту. Детям нельзя это носить, подумал я.

Раз в пару недель в газете появлялась история о том, как безответственные родители позволили своему ребенку обменяться, или о том, как террористы или шпионы обменивались с детьми – и, будучи в теле ребенка, собирали нужные сведения. Но чтобы дети получали настоящие браслеты, взаправду, по закону, – этого просто не должно и не могло быть.