Я все помню - [100]

Чистил бассейны.

Эту новость мне по телефону сообщил детектив Парсонс.

С ума сойти, да? Он же настоящий маньяк. Две отсидки за домогательства и преследования. Многочисленные жалобы от коллег и сокамерников в тюрьме. Чокнутый ублюдок. У меня такое ощущение, что он заранее планировал изнасиловать кого-то на той вечеринке. Общался с некоторыми мальчиками в «Инстаграме», используя «фейковый» профиль. Долбаные тинейджеры! Идиоты несчастные! Совсем свихнулись на своих «лайках» и «френдах». Бьюсь об заклад, что они не знают и половины тех, кого впускают в свой мир. В одном из хештегов мы обнаружили чат, на котором обсуждалась та вечеринка. О ней стали говорить за неделю. Дали ему время подготовиться. Похоже, первоначально его целью был мальчик. Мы до сих пор пытаемся определить, когда это началось и кто первым впустил его в свой круг. Это могло бы нам кое-что дать.

Ответ я уже знал. Потому что просматривал профиль Джейсона, удаляя его фотографии в синей толстовке. Сам я «Инстаграмом» не пользуюсь. Но один «друг» моего сына в этой социальной сети снова и снова напоминал о себе, ставил «лайки» его постам, пытался наладить общение и предлагал Джейсону в ответ тоже ставить ему «лайки». Трудно объяснить, почему это бросилось мне в глаза. В профиле и постах того «друга» фотографии Гленна Шелби не фигурировали. Я просто знал. От экрана, будто ядовитый химикат, страница за страницей исходила безысходность.

На этот раз Шелби преследовал моего сына.

А на ту вечеринку поехал, чтобы изнасиловать его.

Теперь вы понимаете причину того изнурительного страха, который охватил меня, когда я узнал, что Джейсон был в лесу.

Парсонсу я ничего не сказал.

– Это уже кое-что, детектив. И даже немало. У меня к вам просьба. Вы говорите, что нашли записи об изнасиловании?

Ну да. Этот парень хранил что-то вроде подробного отчета. Детали вполне соответствуют обнаруженным нами уликам. Плод больного ума, скажу я вам.

– Это может показаться странным, но ими можно было бы воспользоваться, чтобы помочь Дженни восстановить память. Позволите мне на них взглянуть? Или, может, вы мне их скопируете?

О господи. В самом деле странно. Неужели ей действительно так нужно знать, что он думал и чувствовал, когда творил с ней все эти вещи?

– Я поговорю с ней и ее родителями. Но мне не хотелось бы давать им надежду, если у нас не будет этих записей.

Я вам их пришлю.

– Спасибо.

Да, чуть не забыл. Помните того ветерана из Орегона? Помните?

Я помнил.

Он говорит, что откопал то дело. Информация поступила из школы. Учитель увидел на рубашке парня кровь и отвел к медсестре. Та сказала, что такой порез вряд ли был случайным. Слишком четкий, будто кто-то сделал его преднамеренно.

– Понятно, детектив. Полагаю, теперь это уже не важно. В те времена Гленн Шелби и сам был еще ребенком.

Ну да. Я сказал ему, что теперь это дело нам ни к чему. Слава богу, теперь все позади и я могу спокойно уйти в отпуск.

– Вы его вполне заслужили.

На самом деле я так не думал.

Как и вы, Алан. Вас Крамерам послал сам бог. Я знаю, что они очень вам благодарны.

– Я был счастлив им помочь. И теперь надеюсь закончить свою работу.

Глава тридцать пятая

Сочувствие определяется как «способность понимать чувства других и сопереживать им».

Женщины часами болтают за ланчем. Мужчины каждое воскресенье прогуливаются по площадке для игры в гольф. Девочки-подростки не вылезают из своих телефонов. Вот когда мы рассказываем свои истории, порой в мельчайших подробностях, и наблюдаем, как меняется выражение лица собеседников, когда они вбирают в себя наши слова. Мы заставляем их радоваться, понимать нас и переживать вместе с нами. Это действительно так, поэтому каждый из нас не одинок на том пути, который медленно ведет его к смерти. Сочувствие лежит в самой основе человечности. Без него жизнь представляет собой лишь страдание.

А теперь о последних сахарных волокнах.

Детектив Парсонс передал мне записи Гленна Шелби. Крамеры, обсудив мой план, пришли к выводу, что он может принести результат. Поэтому как-то вечером, в самом начале лета, когда после изнасилования прошло уже больше года, Дженни Крамер пришла ко мне в кабинет, чтобы наконец узнать, что именно произошло в лесу за Джанипер-роуд.

На ней была такая же одежда, что и той ночью, мы всегда пользовались ею, когда работали в кабинете. Те же духи и макияж. Волосы она подстригла, оставив только небольшую прядь с правой стороны.

События последних двух недель Дженни перенесла на редкость хорошо. Сказала, что ей стало легче, когда она узнала, что насильником был не Боб Салливан, а мужчина, страдавший серьезным психическим недугом. Я поспособствовал этому, в подробностях описав заболевание Гленна. Мне известно, что если бы она увидела его в облике, в котором он обычно представал перед окружающими, то чувствовала бы себя сейчас совсем иначе. С учетом его патологии, девушка сказала, что воспринимает случившееся скорее как несчастный случай, будто она в джунглях столкнулась с хищным зверем. А может, с акулой или огромной океанской волной. Ее слова не говорили ничего о том, простила ли она Гленна Шелби за то, что он ее изнасиловал. Они, скорее, свидетельствовали о способности понять и рассматривать случившееся в контексте, способном сделать более терпимой ее дальнейшую жизнь. Так бывает не всегда. Некоторые факты или события настолько не поддаются пониманию, что ломают сами наши основы, и мы бредем по жизни, содрогаясь от страха упасть на каждом шагу. Так было бы, если бы насильником оказался Боб Салливан – человек, который улыбался ей, когда она приходила на работу к отцу, и который мог заполучить, стоило ему пожелать, любую женщину. Осознание того, что именно он все это с ней сделал, крайне отрицательно повлияло бы на психику девушки и она больше никогда и никому не поверила бы.