Я все нашел… - [45]

– В ту ночь, когда Максимилиан потерял сознание… – шепотом добавила Одри, помогая Филиппу вспомнить и с опаской ожидая, когда до него дойдет смысл сказанного ею.

– Ты беременна. – Глаза Филиппа вдруг загорелись радостью. – Мне вдруг почему-то стало не по себе, – не совсем уверено закончил он.

Одри с тревогой ожидала неминуемой грозы, в такой ситуации ничего иного последовать не могло.

– Ты носишь моего ребенка, – еле слышно прошептал Филипп.

– Понимаю, тебя потрясло это известие, но ты не виноват. Ты был очень осторожен, кроме того, первого, раза… – Одри, смутившись, умолкла.

– Воистину, это рука судьбы! – Голос его звучал бодро, и Одри истолковала это как знак того, что Филипп не хочет обидеть ее. – Мы женаты… хотя об этом и трудно догадаться, ведь ты не носишь обручального кольца.

– Попрощавшись с Максимилианом, я тут же сняла кольца. Я полагала, что от остальных наш брак должен храниться в секрете, – пояснила она, сбитая с толку оборотом, который приняла их беседа.

Вскочив, Филипп наклонился и, обняв Одри, заставил встать.

– Тебе нужно полежать. Ты очень устала.

– Но мы должны все обсудить.

– Обсудим, когда ты отдохнешь.

Поддерживая ее под руку, словно тяжелобольную, Филипп открыл дверь и направился через холл к лестнице.

– Но моя комната не там! – запротестовала Одри.

– Негоже держать собственную жену в помещении для прислуги.

– Мне там было вполне удобно, и я не хочу себя навязывать, – жалобно простонала Одри. – Ты обладаешь железной выдержкой. Ты до сих пор не сказал ничего такого, чего я была вправе ожидать.

– Было бы ошибкой позволить тебе догадываться, что я имею в виду. Я вовсе не хочу тебя задеть, но поскольку в отличие от меня ты мыслишь иными категориями, то плохо разбираешься в моих мыслях, – с грустью заметил Филипп.

Он усадил ее на великолепную кровать с балдахином, находившуюся в просторной комнате, своим убранством явно свидетельствующую, что здесь обитает мужчина. Сняв с Одри туфли, он помог ей снять жакет и чуть не расхохотался, обнаружив на нем оставшийся ценник.

– Ну же, скажи то, что ты должен сказать, – взмолилась Одри.

– После того как ты выспишься, дорогая, – Филипп присел на край кровати. На его лице застыло выражение полного умиротворения. – Ты едва не лишилась чувств внизу и до сих пор очень бледна. У нас будет достаточно времени, чтобы поговорить.

Одри зарылась лицом в подушку.

– Пожалуйста, оставь эти любезности! – с болью в голосе воскликнула она. – От этого я чувствую себя незваной гостьей. Я знаю, что тебе вовсе не до вежливостей, ты просто хорошо скрываешь свои истинные чувства.

Филипп улыбнулся.

– Я привык думать, что вижу тебя насквозь, но потом вдруг выяснилось, что в твоих поступках нет никакой логики. Есть лишь спонтанная реакция, импульс…

– Неправда, – пробормотала Одри, которой вдруг стало хорошо оттого, что Филипп просто находится рядом. Следует воспользоваться этим, подумала она, ибо скоро все закончится.

Одри проспала почти до семи часов вечера. Проснувшись, она отправилась в душ и, стоя там, думала о Филиппе. Он был необычайно добр. А почему она ожидала иного? У него железная выдержка, и хотя бы поэтому он не станет реагировать, как испуганный подросток, пытающийся избежать ответственности. Однако от его доброты Одри становилось не по себе.

Селден сообщил ей из-за двери, что ужин будет подан в восемь. Одри надела элегантное черное платье без рукавов. Она носила его на острове, но сейчас ее начавшая увеличиваться в размерах грудь делала его тесным. Тело ее уже начало менять форму, напоминая о развивающейся внутри новой жизни.

Дворецкий сервировал стол приборами из тончайшего фарфора и хрусталя, а также установил в центре великолепный серебряный канделябр. Бедный Селден, мелькнула у Одри мысль, если бы он только знал, сколь неуместна в данном случае вся эта романтическая мишура!

На пороге столовой к ней присоединился Филипп. Одри обернулась. Высокий, смуглый и красивый, он вновь заставил ее с болью ощутить, что она женщина.

– Думаешь, тебе не помешают свечи, пока мы будем ужинать? – с улыбкой спросил Филипп.

Вспомнив свои капризы в ресторане, Одри покраснела.

– Я ужасно вела себя тогда. Я только что узнала о своей беременности, и на меня что-то нашло…

Филипп удивленно посмотрел на нее.

– Ты уже тогда знала о ребенке?

Одри утвердительно кивнула.

– Не удивительно, что ты расстроилась, – заявил Филипп, выдвигая ей стул.

Селден подал еду – великолепную, но, хотя Одри и проголодалась, она не замечала, что ест. В гостиной, куда они перешли пить кофе, все ее страхи вновь вернулись.

– Не могли бы мы закончить начатый разговор? – с беспокойством поднявшись с места, спросила Одри и начала расхаживать по комнате. – Я не понимаю, как ты можешь беседовать на отвлеченные темы, когда такое происходит!

– Ответ на твой упрек очевиден, и, если говорить обо мне, в происходящем я ничего страшного не вижу. Я хочу этого ребенка, – спокойно сказал Филипп.

Одри же это вовсе не казалось очевидным.

– Но это была случайность…

– Нет, и никогда больше так не говори. – Гримаса исказила губы Филиппа, и он направился, чтобы придать устойчивое положение торшеру, опасно накренившемуся после того, как Одри задела его. – Дети, вырастая, не хотят знать, что своим рождением обязаны допущенной родителями оплошности. Уж поверь, мне это известно не понаслышке.