Я все исправлю - [19]

— Я твоя смерть! — ответила Стеша и плюнула Адине в лицо.

— Убрать ее, — заверещала та. ю и со всей силы ударила Стешу по щеке.

Рабы замялись, боясь дотронуться до женщины, но Адина со злостью приказала:

— Она трогала раба, раб касался ее. Она не женщина, она грязь. Тащите ее, как рабыню.

— Я припомню тебе грязь, гадина, — крикнула Стеша, когда двое сильных мужчин схватили ее за руки и вывели из дома.

Глава 11

«Вот и все, приехали, — думала Стеша, сидя в темном помещении здания, расположенного прямо у парадрома за рынком. — Ванька, прости. Имос… Сука я. Зачем все это сделала? Кто просил?»

Ее бросили сюда часов шесть назад. За это время никто не заглянул к ней, никто не принес воды или пищи, никто не задавал вопросов. У Стеши сложилось впечатление, что ее просто решили уморить голодом. Она пыталась стучать в дверь, кричать, она даже пела песни — бесполезно. За все это время даже шороха она не услышала за пределами камеры. Хотя камерой ее новое жилище назвать было трудно: большая комната, пустой бассейн, кухня без намеков на продукты питания и еще спальня с кроватью без одеял и подушек.

— Адина, ты — дура, если думаешь, что я умру без одеяла, — орала Стеша, высунув нос в единственное маленькое окошко. Ей никто не отвечал. Самое интересное было то, что Стеша не увидела ни одного человека из охраны. Ее никто не сторожил. А зачем? В окно не пролезть, дверь не сломать, пол не вскрыть. Стеша металась по своей тюрьме и выла: «Ванька, прости. Имос, мальчик мой! Как ты там?». На улице стемнело, к Стеше так никто и не пришел. Она схватила единственный, находившийся в помещении стул и со всей силы швырнула его в запертую дверь.

Дверь открылась. Девушка оторопело подошла к ней и выглянула наружу. Она же ломилась в нее несколько раз, а тут… На улице было темно, и Стеша скорее услышала, чем увидела человека, стоявшего у двери. Его дыхание было тяжелым, как после длительного бега, и очень знакомым.

— Стеша, это ты?

— Имос? — вскрикнула девушка, и бросилась к нему на шею. Парень застонал и оттолкнул ее.

— Прости! — привлек он ее одной рукой обратно, — нам надо идти. Он закрыл на засов дверь Стешиной тюрьмы, взял девушку за руку и, прихрамывая, повел через погруженную в темноту рыночную площадь. Помещения, где держали рабов во время базарных дней, сейчас были пусты. Имос приоткрыл одну из дверей и пропустил Стешу вперед.

— Здесь меня никто искать не будет. Им в голову не придет, что раб спрячется на рынке, где был продан.

— А меня? — оглядываясь по сторонам, спросила Стеша. Видимо Имос здесь уже побывал: на лавке лежали одеяла, какие-то продукты и вода. — Меня не будут искать? Парень зажег свечу, и Стеша увидела его лицо: под глазом красовался огромный синяк, губы были разбиты. — Бедный! — охнула она.

— Тебя искать не будут. — Не обращая внимания на реакцию девушки, продолжил Имос. — Они уже все решили на счет тебя. Я слышал разговор, пока был в подвале: все придумано очень умно — заморить тебя голодом и через пару недель закопать где-нибудь. Так что можешь считать себя мертвой.

— Спасибо, утешил! — Стеша взяла с лавки кусок ржаной лепешки, но покрутив в руках, положила назад. — Иван жив?

— Не знаю, я не смог найти его, — Имос вздохнул и медленно лег грудью на лавку, свесив руки вниз. — Я немного полежу.

— Устал? — Стеша взяла свечу, присела рядом с ним и провела рукой по голове, перебирая спутавшиеся волосы. — Поспи. Девушка наклонила свечу, и свет от нее упал на спину парня. На ней не было живого места: палач здорово прошелся по ней розгами.

— Имос, как же ты дошел? Как ты вообще сумел выбраться из того дома? — до нее только сейчас дошло, что парень тоже был схвачен. Она же знала, что его ждет за нарушение законов — вычитала в этих дурацких книгах.

— Я все расскажу тебе завтра, Стеша, — прошептал парень и потерял сознание.

Всю ночь девушка не сомкнула глаз, помогая своему спасителю. Правда сделать она могла не много: разве только смочить горячие губы водой, да постелить под голову одеяло. Имос то приходил в себя, то проваливался в полусон. Во сне он часто звал Стешу по имени и называл ее своей госпожой.

— Конечно, госпожа, — гладила она его, успокаивая, по волосам. — Спи. Уснула она под утро, когда первые лучи осветили площадь, прямо на полу, держа за руку Имоса и свернувшись калачиком.

Никто из них не увидел, как на центр площади рабы приволокли избитого Ивана и скрутив ему руки привязали к столбу, так что бы солнце светило ему в лицо в течении всего дня. За всем эти наблюдали Адина и ее подруги.

— Посидит на солнце — разучится поднимать голову от земли.

— Если выживет! — Оставшись довольными результатами своего труда, они повернулись и собирались уже покинуть место пытки, как к хозяйке подбежал Зари и, упав на колени, сообщил о бегстве Имоса. Адина в бешенстве пнула раба, привела пластину в действие и велела привязать скрюченного от боли Зари к тому же столбу, у которого сидел Иван.

Имос проснулся первым — его разбудил шум, раздававшийся с площади. Парень встал, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить спящую девушку. Это далось ему с трудом: спина сильно болела, и каждое движение приносило мучительную боль. Имос подошел к стене, которая состояла из плотно прилегающих друг к другу камышовых пластин, раздвинул пальцами несколько стеблей и оглядел площадь. Народу было не много, но все они стояли в центре, у столба, к которому был привязан: