Я все еще влюблен - [115]

На Энгельса многие посматривали заинтересованно. Было известно, что молодой купец-немец получает французские, американские, прусские газеты и потому обычно осведомлен о событиях в мире гораздо раньше и лучше, чем все деловые люди Манчестера. К нему хотели бы подойти, с ним охотно поговорили бы, но у него был вид человека куда-то сосредоточенно устремленного, и никто не решался его остановить.

Вдруг Энгельс неожиданно столкнулся лицом к лицу с самим Джоном Поттером, мэром Манчестера. Это был очень толстый сорокашестилетний господин, рыжий, краснолицый, большой весельчак и бабник, «боров», как его звали в городе. Ни обойти, ни сделать вид, что не узнал, тут, конечно, невозможно, пришлось раскланяться.

– Господин Энгельс! – таким тоном, словно это встреча на охоте или на бегах, воскликнул Поттер. – Какие новости вы нам принесли? Что происходит в этом сумасшедшем мире?

– Новости? – во весь рот улыбнулся Энгельс. – Новостей много, сэр, но все они сегодня отступают на задний план перед новостями, что мы узнаём здесь, в этом зале. За этими новостями я сам сюда и пришел.

Несколько знакомых и незнакомых биржевиков приблизились к Энгельсу и мэру. Образовалась группа, которая постепенно росла.

– Здесь новость отличная! – с преувеличенным энтузиазмом завзятого весельчака ударил в жирные ладони Поттер. – Цена на хлопок поднялась до семи с четвертью пенсов за фунт. Значит, самое худшее миновало!

Это было неожиданностью. Еще вчера цена на хлопок держалась около шести с половиной пенсов, и все говорили о том, что она должна упасть еще ниже. Конечно, и сейчас положение большинства фабрикантов крайне тяжелое, некоторых – отчаянное, восемь или десять мелких текстильных фирм на днях уже лопнули. Но, по расчетам Энгельса, кризис в этой отрасли промышленности лишь тогда станет по-настоящему силен и страшен, когда цена на хлопок опустится до шести пенсов.

– Да, да! – возбужденно колыхал свои телеса Поттер. – Как мэр города я с радостью и гордостью отмечаю, что многие вновь поднимаются на ноги. Я сам видел, что Мендл держит весь свой большой товарный склад освещенным до десяти часов вечера – нагрянули купцы из Индии, из Леванта и покупают огромные партии хлопка, пряжи, тканей…

– Тем самым подготавливая в Индии и Леванте резервный кризис, – со спокойной улыбкой сказал Энгельс.

– Типун вам на язык! – с неожиданным для такой туши проворством махнул рукой Поттер.

– Увы, господа, дела обстоят именно так, – улыбаясь, как при раздаче рождественских подарков детям, сказал Энгельс. – Конечно, в развитии кризиса могут быть и даже вероятны послабления, но они будут носить временный характер. Ведь нет уже никакой новой Австралии или Калифорнии, которые могли бы спасти. Поверьте, уедут индийские купцы с товарами, купленными здесь за бесценок, и Мендл, которому все вы сейчас так завидуете, снова окажется на мели. А цена на хлопок очень скоро опять упадет.

– Вы Кассандра, Энгельс! – воскликнул кто-то.

Энгельс рассмеялся. И смех его, такой звонкий, беззаботный, веселый, прозвучал столь неожиданно и странно в этом мрачном зале, среди охваченных страхом и отчаянием людей, что все обернулись, а некоторые даже подошли взглянуть на человека, который так смеется здесь в такое время.

– Вы сказали, сэр, – обратился к Энгельсу высокий господин с пышными бакенбардами, – что мы все завидуем Мендлу. Да, это так. Но разве вы сами ему не завидуете? Разве ваша фирма в отличие от всех нас не несет в эти дни никакого ущерба?

– Позвольте, господин Трост, – вмешался владелец трех крупных шелкопрядильных фабрик желтолицый горбун Джон Понди. – Задавать такие вопросы не корректно. В конце концов, это коммерческая тайна…

– Ах, какие теперь, к черту, тайны! – вспылил Трост. – У меня находится в пути на кораблях тридцать пять тысяч мешков кофе, и каждый мешок, прибыв в Англию, станет дешевле на фунт стерлингов. Значит, господин Понди, я теряю на этой операции тридцать пять тысяч фунтов. А это четверть всего состояния нашей семьи. Вот вам моя тайна, съешьте ее!

Казалось, Трост готов был с кулаками ринуться на горбуна, но тот негодующей походкой отошел в сторону. Пожалев о сцене, которая могла бы быть очень занимательной, Энгельс сказал:

– Разумеется, и наша фирма несет ущерб, господин Трост, так что все мы сейчас, как в судный день, находимся в одинаковом положении.

– Но почему вы так беззаботны и веселы, черт возьми, почему у вас такое радостное настроение? – не унимался кофейный торговец.

Энгельс видел, что его настроение злит не одного Троста, а всех, но это-то ему и нравилось, ему хотелось еще подлить масла в огонь, и он сказал:

– Вероятно, потому, господин Трост, что наша фирма пока все-таки понесла гораздо меньший ущерб, чем вы. Я лично потерял лишь триста фунтов; после выплаты дивидендов при благоприятном исходе эта сумма может упасть даже до ста восьмидесяти фунтов.

– На вашем месте я бы и в этом случае не радовался. Разве сто восемьдесят фунтов валяются на дороге? – мрачно пробубнил Трост.

– Я думаю, – Энгельс оценивающим взглядом прицелился в Троста, – что вас может ввергнуть в безграничное уныние утрата даже одного пенса.